Он чувствовал себя примерно так же, как кошка, втиснутая в черепаший панцирь. Он не мог вдохнуть полной грудью, руки до конца не разгибались, корпус не повернуть. Его облачение напоминало пыточный станок. Или хитрый урок, который иногда преподавал отец, чтобы отучить сына от некоторых дурных привычек.

Даймон присел. Взмахнул рукой. Помотал головой. Привычные движения сделались чужими, их приходилось разучивать заново.

— Это хорошая броня, — сказал Думан, подходя к брату.

— Мне в ней неудобно.

— Ничего. Привыкнешь.

— Знаешь, отец говорил, что настанет день, когда вся эта технологическая шелуха перестанет быть нужной. Я не думаю, что этот день наступил. Но броня мне уже не нужна.

— Не говори глупостей. Философия отца — это суждения человека, который всю жизнь прожил в глуши и воспитывался такими же людьми, которые жили в глуши. Он даже никогда не воевал! А я воевал. Я знаю, что такое бой. И что нужно для боя.

— Ты считаешь себя сильнее нашего отца? — спросил уязвленный Даймон.

Думан сделал вид, что в данный момент для него нет ничего важнее, чем проверить, как ходит пульсатор бластера.

— Даймон… Сейчас я скажу тебе одну вещь, которую ты не знаешь. — Думан погрузил бластер в кобуру и застегнул ее. Затем посмотрел на брата, Даймон прочитал в его глазах непонятное сожаление. — Дело в том, что Ротанг не родной нам отец.

Даймон подумал, что ослышался. Или Думан оговорился. Ничего странного. Со всеми бывает. Он хотел сказать — родной. Родной до последней капельки души!

НАШ отец!

Но Думан не собирался исправляться.

— Ты был слишком мал, не больше года, а мне было восемь. Я все прекрасно помню. Наш отец служил навигатором на пограничном судне, он погиб в результате несчастного случая. Я помню, как мы с матерью летели из Прейтона в Гарнизонное. Мы преодолели половину пути по материковым лесам, когда этот проклятый ластодонт вылетел из чащи и опрокинул гравилет. Я успел схватить тебя, когда нас бросило в кусты. Матери не повезло. Ластодонт настиг ее и бивнем пригвоздил к дереву.

— Этого не может быть!

— Может, Даймон, может… Я долго блуждал по чащам с тобой на руках — ты ведь даже ходить не умел — пока не вышел к одинокому дому, стоящему на холме, в котором жил Зверолов… Он накормил нас и оставил на ночлег. На следующий день взял кол, ушел в лес и вернулся только под вечер с головой ластодонта.

Слова Думана показались Даймону невозможными, страшными. Мир в его сознании накренился, угрожая рухнуть. Отец, ближе которого у юноши никого не было оказался не родной ему крови. Крови чужой.

— Ротанг просил меня не рассказывать тебе об этом. Хотел, чтобы мы себя чувствовали его детьми. Он приютил нас, и я ему благодарен. Но я так и не смог признать его отцом. И как только появилась возможность, я бежал из дома и улетел с планеты.