Дракун уперся взглядом в кустистые, топорщащиеся в разные стороны графские усы и отрапортовал:

– Меня прислал командующий восточной армией лорд Толокамп. На совете, произошедшем три часа назад, лорды постановили дать сражение в поле, а потому отступление в горы велено прекратить.

Дракун нырнул рукой под полы плаща, порылся и достал аккуратно запечатанный свиток.

– Здесь сообщается то, что я передал вам на словах.

Этельред принял депешу, сломал печать. Сомнений не было – Толокамп действительно приказывал ему оставаться в Устурге. Граф кивнул, разрешая дракуну уйти. Оруженосец взял свечу и отправился проводить посланца.

Этельред остался в темноте. Он лежал и чувствовал, как проснулась старая, знакомая ему уже десять лет, боль и как вытесняет она всякую надежду на нормальный, здоровый сон. Завтра передовые гхалхалтарские отряды подойдут к Устургу. Что он будет с ними делать? О контрнаступлении не стоит и думать. У него слишком мало сил: двести ратников и пятьдесят лучников. А ведь горы совсем рядом. Разумнее было бы отступить под защиту их спасительных ущелий. Однако на развернутом свитке чернела подпись командующего, которая цепью приковала Этельреда к Устургу. Всегда верный своему долгу, граф не собирался нарушать его и теперь, а потому готовился держать город до последнего. Как было написано в приказе.

***

Поле было ограничено с одной стороны пышным лесом, а с другой – пологими горными склонами и крепостными стенами небольшого города. Оно сплошь поросло желтой высокой травой, в которой россыпями пестрели розовые головки клевера. Седой прядью протянулась с юга река, которая расходилась посреди поля на два ручья. Левый брал начало у городской стены. Другой стремился на восток, в противоположную сторону. В ста шагах от того места, где ручьи раздваивались, кособочились четыре длинные приземистые строения.

Бегло изучив окрестности, Ригерг обернулся к солдатам и воззвал:

– К деревне!

Корпус тронулся, и через четверть часа гхалхалтары уже подходили к селению. Из маленьких амбразур-окошек их изучали любопытные глаза. Ригерг подъехал к ближнему дому, постучал ладонью теплый от солнца угол сруба. Десяток солдат приблизились к своему предводителю. Остальные с обозом расположились позади.

– Обследовать! Всех жителей выгнать на улицу и собрать предо мной!

Повинуясь крику барона, корпус с грохотом рассыпался на отдельные группы, по пять-шесть воинов, и устремился к строениям. Разом деревня наполнилась шумом и гвалтом.

Барон и прекрасная Гахжара, вышедшая из кареты, наблюдали, как высыпали из домов мужчины, женщины, дети. Один гхалхалтар вытолкнул немощного старика, ноги которого подкосились, и он упал в пыль. Кричащая женщина бросилась его поднимать, но солдат оторвал её от старика и пихнул древком копья под ребра. Как сноровистые пастухи гхалхалтары сгоняли жителей за деревню пред очи своего предводителя.