— Что сделают ящеры, если мы взорвем Лодзь? Они отвечали городом на каждую бомбу, которую мы взрывали в ходе войны. Сколько городов они разрушат, если мы применим такую бомбу, нарушив перемирие?

— Не знаю, — ответил Скорцени. — Я знаю, что никто не просил меня беспокоиться по этому поводу, а потому и не собираюсь. У меня есть приказ взорвать Лодзь в ближайшие пять дней, так что целая толпа длинноносых жидов улетит в небо вместе с ящерами. Мы научим ящеров и тех, кто к ним подлизывается, тому, что мы слишком страшные, чтобы препятствовать нам.

— Если взорвать евреев, то чему это научит ящеров? — Ягер почесал голову. — Почему ящеры станут беспокоиться о том, что случится с евреями? И с кем мы воюем — с евреями или с ящерами?

— Черт возьми, мы находимся в состоянии войны с ящерами, — ответил Скорцени, — и мы всегда воюем с евреями, так ведь? Ты это знаешь. Ты достаточно плакал и стонал об этом. Поэтому мы взорвем кучу жидов и кучу ящеров, и фюрер будет так счастлив, что станцует джигу, как он сделал, когда мы свалили лягушатников в девятьсот сороковом году. Итак — максимум пять дней. Ты будешь готов выступить?

— Если мои танки вернутся из мастерских, то да, — сказал Ягер. — Как я сказал, кто-то должен подстегнуть механиков.

— Я позабочусь об этом, — пообещал эсэсовец, широко и злобно улыбаясь. — Как думаешь, они не зашевелятся быстрее, если под ними загорится земля?

Ягер не рискнул бы биться об заклад, ставя на то, что Скорцени не высказался в буквальном смысле слова.

— Я им разъясню, что если они не обрадуют меня, то будут отвечать перед Гиммлером. С кем лучше иметь дело, со мной или с маленьким школьным учителем в очках?

— Хороший вопрос, — сказал Ягер.

Если рассматривать Скорцени просто как человека, то он куда страшнее Гиммлера. Но Скорцени — всего лишь Скорцени. Гиммлер же олицетворяет организацию, которую возглавляет, и эта организация придает ему устрашающие черты совсем другого масштаба.

— Правильный ответ: лучше, чтобы никто из нас двоих не разозлился, не говоря уже о том, чтобы разозлились оба вместе, — сказал Скорцени, и Ягер вынужден был согласиться. — Как только бомба взорвется, вы двинетесь на восток. Кто знает, ящеры могут удивиться так сильно, что ты ухитришься раньше времени посетить свою русскую подругу. Как тебе это нравится? — Он покачал бедрами вперед и назад, намеренно неприлично.

— Мне доводилось слышать идеи, которые мне нравились меньше, — сухо ответил Ягер. Скорцени гулко расхохотался.

— Бьюсь об заклад, так и было. На самом деле. — И без предупреждения он задал совершенно другой вопрос. — Она еврейка, эта твоя русская?