— Именно, — сказал Брэдли. — Ведь когда я был мальчишкой, а вас еще не было, никто и не знал ни об асфальте, ни о бетоне. Грунтовые дороги гораздо лучше для лошадиных копыт. Это было более легкое время во многих отношениях. — Он вздохнул, как любой человек средних лет, вспоминающий о днях своей юности.

Почти любой. Лесли Гровс был инженером до мозга костей.

— Грязь, — сказал он, — Пыль. Фартуки на коленях, чтобы не измазаться по уши, пока добираешься до нужного места. Навоза столько, что не отгребешь палкой. А сколько мух! Мне бы в то в старое доброе время — нормальный закрытый «паккард» на хорошем, ровном и прямом отрезке шоссе!

Брэдли хмыкнул:

— У вас нет уважения к старым добрым временам.

— К черту добрые старые времена, — сказал Гровс. — Если бы ящеры явились в старые добрые времена, они разметали бы нас на кусочки так быстро, что и не заметили бы.

— Не стану спорить. А уж выходить среди зимы из домика с двумя дырками и окошком в форме полумесяца было совсем не забавно. — Он наморщил нос. — А если подумать, то и в жару тоже было не лучше. — Он громко расхохотался. — Да, генерал, к черту старые добрые дни. Нам и сегодняшних забот хватит. — Он показал вперед, поясняя, что он имеет в виду.

Гровс никогда раньше не посещал лагеря беженцев. Конечно, он знал о них, но не больше. Он не чувствовал за собой вины: он делал очень много и еще сколько-то сверх того. Если бы не он, США к этому времени уже проиграли бы войну и уж точно не сидели бы почти как равные с ящерами за столом переговоров.

Но жизнь в лагерях легче не становилась. Гровс был защищен от тяжелой жизни тех, кто попал в жернова войны. Благодаря важности Металлургической лаборатории он всегда имел в достатке еду и крышу над головой. Большинство людей не были так удачливы.

О войне часто судят по кинохронике. Но в ней худшее обычно не показывают. Люди на экране — черно-белые. И вы не ощущаете их запаха.

Ветер дул им в спину, но от лагеря пахло так, как от многократно увеличенного домика, о котором вспомнил Брэдли.

Люди в кадрах кинохроники не бегут к вам, как стадо живых скелетов, с огромными глазами на лице, кожа на котором натянута, как на барабане, и с вытянутыми просящими руками.

— Пожалуйста, — звучало снова, снова и снова. — Еды, сэр? Денег, сэр? Чего-нибудь, что у вас есть, сэр?

От просьбы истощенной женщины у Гровса покраснели уши.

— Можем ли мы сделать для этих людей хоть что-то в дополнение к тому, что мы уже делаем, сэр? — спросил он.

— Не представляю, — ответил Брэдли. — Вода им подается. Но я не знаю, как снабжать их пищей, если у нас ее нет.