Оберлейтенант Кресс помнил, как коснулся однажды ее колена. Это было в арендованной машине, вечером, они возвращались с пикника, устроенного каким-то военно-патриотическим обществом, машина остановилась на перекрестке, Дорис устало потянулась, ее тело напряглось, вытянутые ноги соблазнительно белели, и Бруно не выдержал. Дорис тогда повернула голову и посмотрела на него так внимательно, что он сразу же убрал руку, почувствовал себя неуклюжим мальчишкой; но навсегда запомнил прохладу ее кожи и легкий запах дыма, приставший к ее волосам. Надо было быть смелее тогда, думал он. Съехать на обочину где-нибудь поближе к парку, заглушить мотор и обнять ее покрепче. А потом грубо запустить руки ей под блузку, чтобы ощутить под руками теплое биение, и впиться губами в ее полураскрытый рот. Да, надо было быть смелее. И каждый раз, глядя, как солнце насквозь просвечивает ее юбку, он представлял, что еще можно было сделать, если б у него хватило решительности в тот вечер.

Теперь уже поздно что-либо исправлять. Утром во всех отсеках был оглашен приказ по кораблю: «С сегодняшнего дня авианосец „Де Невин“ переводится на штатное расписание военного времени. Личному составу надлежит быть готовым к незамедлительным боевым действиям. Командир корабля выражает уверенность, что его подчиненные окажутся на высоте и в час серьезных испытаний сумеют проявить выдержку, хладнокровие и готовность сражаться, как велят традиции Кригсмарине. И пусть наши нервы станут твердыми, как сталь, и сердца исполнятся отваги».

В задумчивости Бруно колупнул пальцем нагрудный карман, где хранился его талисман на счастье. Это была маленькая твердая раковина, размером меньше спичечного коробка, отшлифованная волнами и песком, молочно-розового цвета, с кремовыми полосками. Дорис писала, что нашла раковину на берегу, в полосе прибоя, там, где встречаются и расстаются две стихии, земля и вода, то назад, то вперед. Вот это «то назад, то вперед» побудило ее поднять раковину, очистить от песка, и, наконец, послать Бруно в знак неизменности ее чувств. Бруно решил, что это очень романтично. Он только не знал, какие именно ее чувства неизменны и что она имела ввиду под «то назад, то вперед». Дорис писала стихи, понимала красоту, ее мысли были исполнены поэзии; а у него перед глазами стояли ее стройные босые ноги, и это «то назад, то вперед» он воспринимал совершенно по-солдатски; и еще он думал о том, с кем она бродила в тот день по полосе прибоя.

– Извините, герр оберлейтенант, – сказал матрос. – Вы не могли бы пересесть на другой стул? Приказ – убрать все деревянное.