Я сидел рядом с Лазарусом, так и не встав после того дурацкого осмотра моей ноги. Опустив голову, я делал вид, будто играю с котенком, чтобы не смотреть на Лазаруса и вообще ни на кого: упорное желание Хейзел выложить все как есть привело меня в замешательство.

В итоге я смотрел на ноги – свои собственные и Лазаруса. Упоминал ли я о том, что Лазарус был босиком? Прежде я не обращал на это внимания – первое, к чему привыкаешь на Терциусе, это к отсутствию обязательности в одежде. Я не имею в виду отсутствие одежды как таковой (в Бундоке продается больше одежды, чем в любом земном городе с таким же населением – около миллиона человек, отчасти потому, что каждую вещь обычно надевают только раз, а затем отправляют в переработку).

Суть в том, что ни босые ноги, ни обнаженные тела никого не удивляют дольше пяти минут. На Лазарусе была лишь полинезийская юбка лава-лава или, может быть, шотландский килт; его ног я не замечал, пока мой взгляд не упал на них.

– Лазарус безжалостно воспользовался слабостью Ричарда, – продолжала Хейзел, – его страхом оказаться в долгу перед кем-нибудь, поэтому Ричард потребовал ампутировать свою новую ногу. Отчаянно пытаясь защитить свою честь, он сказал Лазарусу: «Отрежьте ее и верните обратно на склад»!

– Да брось! – усмехнулся Лазарус. – Он явно говорил не всерьез, и я не воспринял его слова всерьез. Так, фигура речи. Чтобы показать, как он злится на меня. Ладно, я совершил ошибку и признаю это.

– И еще какую! – прервал я его. – Причем смертельную – для вас или для меня. Потому что это была вовсе не фигура речи. Я действительно хочу, чтобы мне ампутировали ногу. И я требую, чтобы вы забрали вашу ногу обратно. Вашу ногу, сэр! Смотрите все, сначала сюда, а потом туда! На мою правую ногу, а потом на его!

Любой, кто пожелал бы взглянуть, понял бы, о чем я говорю. Из четырех мужских ступней три явно имели один и тот же набор генов: две из них принадлежали Лазарусу, одна – мне. Четвертая, с которой я родился, соответствовала остальным лишь по размеру, но не по цвету кожи, ее структуре, количеству волос и прочим деталям.

Потребовав оплатить стоимость пересадки, Лазарус сильно задел меня. Но когда выяснилось, что анонимным донором был сам Лазарус, пожертвовавший ради меня собственной ногой, своей плотью и кровью, это стало невыносимо.

– Доктор, – начал я, злобно уставившись на Лазаруса, – вы возложили на меня неисполнимые обязательства за моей спиной, без моего согласия. Я этого не потерплю!

Я прямо-таки дрожал от ярости.

– Ричард, Ричард! Прошу тебя! – воскликнула Хейзел, едва не плача.