– Потому что для меня вот это, – он махнул рукой, – выглядит как двадцать первый век до мозга его демократических костей.
– Что ж, девяносто девять процентов людей большую часть времени живет, как вы жили в двадцать первом, на этом и зиждется наша Цивилизация, мы обязаны иметь мощный культурный фундамент, уверенность в нормальности. Но над этими девяносто девятью процентами есть стахсы, вся иерархия Цивилизации, Ложа и Император, и «Гнозис», и прогибиционные законы. Но политическая структура, благодаря которой возможен двадцать первый век, – теперь уже Анжелика обвела пейзаж широким жестом, – эта структура по сути своей феодальна.
– Нельзя одновременно жить в демократии и в феодализме. Это какой-то абсурд. Они противостоят друг другу в любой мелочи, даже в языке.
– Неужели? Но ведь уже в твои времена феодализм начал надстраиваться над демократией. Не делай такое лицо. Вы знали. Чем больше власть интеллекта – а потому и денег, – тем меньше власть большинства.
– Хорошо тебя индоктринировали иезуиты. А факты – они какие?
Он оглянулся на пляжников. Волейбольный матч закончился среди криков и аплодисментов. Победители начали петь, ритмично похлопывать себя по бедрам. Проигравшие без сил падали на пляж. Сейчас же начались непристойные шуточки, швыряние песком, крики и писки девиц. Чернокожий мальчик ходил и обливал всех красным соком. От пальм его звали родители; он не обращал на них внимания. Пляжники громко смеялись.
– Глупые овечки, которых выращивают светлые пастухи с высот Кривой. Как здорово они развлекаются! Как они счастливы! Как чудесно загорелы! Как прекрасно откормлены! Придем к ним перед сном, погладим по головкам, они поластятся к ногам, улучшат наше самочувствие – и пусть продолжают безоблачно развлекаться.
– А разве не так выглядел рай демократии в твои времена?
– Демократии. Повтори это слово. А эти здесь? У них нет права голоса, нет гражданства, это не —
– Но они не хотят быть гражданами! Как стахсы, они были бы ограничены Традицией. А так они – абсолютно свободны. Цивилизация их не сдерживает. Они могут быть, кем пожелают. Делать что пожелают. Ничего не делать, если пожелают этого. Инф исполняет их мечты, инф дает им безопасность.
– И что они делают? Вылеживаются на пляжах.
– А что они делали в твои времена? Пропивали пособия в городских парках. – Она засмеялась. – Френ тот же, только леность роскошнее.
– Но тогда отчего гражданство покупается? Даже захоти они, у них не хватило бы средств.
– А как ты выделишь такое решение среди сотен других минутных капризов, исполняемых по первому слову? Как сделать так, чтобы они почувствовали, что гражданство и политика – это нечто большее, чем очередная инфовая игра?