– Ага, значит, «лучше известный дьявол» и все такое прочее?
– Нет, я серьезно спрашиваю: что тогда? Предположим, Джудас и вправду меня подставил, предвидел по моделям наших френов образец интеракции. Запланировал инстинкты, сны и чувства. По крайней мере, поставил одно против другого – и выиграл. Предположим. Это нисколько не меняет искренности этих инстинктов и чувств. Ты не понимаешь?
Замойский медленно покачал головой. За спиной у него было сияние тонущей звезды, и Анжелика не видела четко черты его лица. Но София, программа-советчик Макферсон, сейчас же должным образом подкрутила контраст и резкость картинки.
– Ты ведь должен это знать, – Анжелика оперлась локтями в стеклянную столешницу и взяла ладонь Адама в свои руки. Сдержала непроизвольное желание откинуть на спину волосы, упавшие ей на очки. Сжала ладонь Замойского. – Так было всегда, – начала полушепотом. – Например, богачи. Извечный вопрос: «Ты влюбилась в меня или в мои деньги?» И что несчастной отвечать? В любом случае – соврет. Нельзя отделить человека от его жизни: если он таков, каков есть, то, кроме прочего, и потому еще, что имеет эти деньги. Как бедняк – он был бы кем-то другим. Влюбилась бы она тогда в него? Это уже вопрос к ясновидцу, не к ней. Именно отсюда – все эти сказки о принце в одеждах нищего, ищущего себе жену. Дескать, тогда-то чувство будет «чистым». Но это такая внутренне противоречивая абстракция! Всегда найдутся причины, всегда есть внешние причины и скрытые мотивации; какой-то Джудас Макферсон внутри головы. Деньги, но и не деньги, и нематериальные вещи. Например, он красив. Влюбилась бы она, если бы не был? Тогда, получается, она любит его видимость? Или то, что он умен и образован. Влюбилась бы, не будь он таким? Или что он добрый малый. Что он энергичен. Что у него хорошие манеры. Воображение. Что угодно. Нет человека без свойств. Как ты оценишь, какое чувство «истинно»? Это невозможно. Приходится играть с котом Шрёдингера.
– Вижу, что ты очень тщательно все обдумала.
Он улыбнулся в усы. Она почувствовала раздражение. Отпустила его руку, села прямо, едва не сбив при этом стаканы.
Не стоило мне произносить эту речь. Ошибка, ошибка. Теперь он станет себе воображать Бог весть что. И зачем, собственно, мне так нужно его доверие? Мы не торчим в одном Мешке или в животе Деформанта. Я бы, например, могла вернуться в Пурмагезе. Впрочем, «где» уже не имеет такого значения для обитателей высших частей Кривой. Пурмагезе, не Пурмагезе – на самом деле я обитаю теперь в своей голове. Я. Я: Анжелика Макферсон минус тело.