– В такой уж культуре они воспитаны, чего ты от них ждешь?
– Да ничего! Именно это и является природным состоянием человека!
Волейболисты шлепали к мелководью. Другая группа голышей как раз входила в волны с серфинговыми досками над головами. Последние пляжники собирали с песка свой скарб; несколько спали.
Анжелика наклонилась к Адаму, потянулась над столешницей.
– Ты же это видишь, – продолжила она тише. – Достаточно на них взглянуть. Сам Прогресс недемократичен. Взгляни на Кривую: тут верх, там низ. Вселенная недемократична. Вообще у Тевье нет такой вселенной, пригодной для жизни, которая не принуждала бы френы к Совершенной Форме, не накладывала бы иерархии. Демократия противоречит законам физики. И подсознательно они это знают, они все это знают. – Она выпрямилась. – Взгляни.
Официантка успела вернуться с напитками. Поставила стаканы на стол и собиралась уже забрать поднос и отойти, когда Анжелика быстрым движением ухватила ее запястье.
Официантка – женщина, судя по пустышке, постарше Анжелики как минимум на пятнадцать лет – вздрогнула. Замойский видел, как, закусив губу, она сдерживает рефлекторное желание вырваться из захвата.
Вместо этого она наклонилась к Макферсон, вынужденно улыбаясь.
– Стахс?..
– Как тебя звать, дитя?
– Леанна, стахс.
– Леанна.
Анжелика отпустила женщину. Продолжая движение, подняла руку и провела красными ногтями по линии челюсти и уха официантки, накрутила на большой палец ее светлый локон.
– У тебя красивые волосы.
– Спасибо, стахс.
Зарумянилась ли Леанна? Замойский наблюдал с неподвижным лицом, не выдавая своей реакции.
Анжелика опустила ладонь и отвела взгляд от Леанны. Женщина распрямилась, отступила, поколебавшись, на шаг, другой, а когда Анжелика так и не подняла на нее взгляд – легонько присела перед Адамом и быстро ушла.
– Видишь? – тихо произнесла Макферсон. – Они не желают об этом помнить, но отчет себе отдают.
– Возможно, я необратимо отравлен миазмами демократии, но – во всем этом была некая нечистая жестокость.
– Унижение, ты хотел сказать.