– Залезать! – на ломаном спаме гавкает, грубо толкая меня в спину, конвоир, и я чуть не падаю. Этот уже не вертухай.

Солдат, похоже; увешан весь ножиками, арканами, дротиками, дубинками, дхоррзнаетчемещё. И здоровенный жлобяра. Раза в полтора крупней Дворецкого. И разговаривает вдобавок. Лучше б молчал. Но если говорит, то – и слышит?

Вываливаю на него весь свой запас спамских ругательств, добавляю залп на интерлогосе, и на долю секунды замысливаюсь: не изрешетить ли ещё и всем богатейшим арсеналом матерного коруса? – но решаю остановиться. Не поймёт ведь, не оценит настоящего искусства…

– Залезать! – лаконично реагирует рукокрылый жлоб, и так меня лупит промеж лопаток, что я волей—неволей «залезаю» в эту вонючую корзину, то бишь влетаю в неё кувырком. Кувшин с глухим «бум—м!» ом брякается наземь.

– Ну ты, мурло пернатое, – злобно ворчу я, переворачиваясь на спину и пытаясь высвободиться из вороха грязнючих тряпок; ими устлано дно этой напрочь антигигиеничной плетёной коробенции. – Ты что ж это, быдло стервозное, подарка меня лишило… я ж хотел пузырь на сувенирную полочку в каюте поставить, дхорр тя сотри… представитель братского народа, стэпнякам ближайшего по крови, со мной поделился последним, а ты… Да я ж тебе за это…

Но я не успеваю ничего «ему за это» сделать, потому что корзинища вместе со мной рывком поднимается в воздух.

Выпутавшись из вонючих лохмотьев, я высовываю башку и провожаю взглядом быстро уплывающую твёрдую поверхность. Шесть канатов тянутся сверху к корзине, справа и слева по три, и шестёрка Рабов уносит груз в ночное небо. Меня прорывает, и это самое ночное небо оглашается витиеватыми матерными руладами – я таки решил продемонстрировать своё неплохое знание коруса. Весьма, ясный пень, близкородственного моему родному наречию.

…Несут меня всё выше и выше, и я заключаю – обменялись с каким—то вышним кланом. Из обрывков информации, сообщённых мне стариком Никодимом, я уже соорудил—набросал для себя примерную картинку акырского варианта цивилизации.

Насколько я понял, пещерная клановая культура этой сплошь гористой планеты за богов почитает, ясный пень, горы. Конкретные горы, с именами, самые высокие, наверное, или ещё по каким—то критериям выделяемые из общей массы…

Раньше тут обитали две чётко сегрегированные расы – господ и рабов, и вместе они составляли акырский социум. Господа, похоже, со временем выродились—вымерли, как это часто случается с аристократами, а более живучее быдло осталось, ясный пень, без панов. А холопам, в силу их рабской натуры, до зарезу необходима ходячая харизма. Можно было бы провести определённую аналогию – собакам нужны хозяева; но почему—то не хочется обижать пёсиков.