Если тело Сергея вначале как-то сопротивлялось, то теперь оно стало безвольным. Президент скорее интуитивно, потому что его глаза, начинающие вылезать из орбит от удушья, вряд ли что-то могли видеть, кроме каких-то непонятных теней, отбил второй удар, отвел его легким движением, будто хотел отмахнуться от подступившей к нему смерти.

Время для них замедлилось, а для остальных в зале текло в прежнем ритме. Никто и не понял, почему президент вдруг почувствовал себя плохо. Его хрип наткнулся на микрофон, усиливший этот звук невообразимо, и только тогда стало ясно, что президент задыхается. Все опять повскакивали с мест.

Снайпер, спрятавшийся почти под потолком в небольшой нише, где раньше, много-много лет назад, отводилось место для оркестра, играющего на балах, следил за происходящим через оптический прицел. Палец его, подрагивая как от легких электрических импульсов, лежал на спусковом крючке. Снайпер так и не надавил на него посильнее. Перекрестье прицела было постоянно наведено на висок репортера, но вспышки фотоаппаратов ослепили его. Ему почудилось, что президента и человека рядом с ним поглотил серебряный туман. Рука его дрогнула. Выстрели он сейчас, и мог не просто промахнуться, это как раз было не страшно, — он мог попасть в президента. Он не хотел увеличивать панику, предвидев, что когда пуля пробьет голову человека, напавшего на президента, а та взорвется, словно газы, в которые превратился мозг, наконец-то раскололи череп, то стена, пол, президент, да и все в радиусе нескольких метров, забрызгает отвратительная жижа, чем-то похожая на еще не застывший студень, все в зале бросятся бежать прочь, толкаясь в узких проходах, опрокидывая кресла и затаптывая друг друга. Во время паники могут быть жертвы. А вдруг и у службы охраны нервы расшатаются. Что ж тогда будет? Колоссальный резонанс. Ведь все это снимается. Все материалы станут отсматривать по кадрам. Они пойдут не на вес золота, а гораздо дороже.

Когда у него потом спрашивали, почему он не стрелял, он долго подыскивал ответ, но так и не смог передать на словах те чувства, которые тогда ощущал.

К ним метнулась серая, похожая на тень, фигура. Вначале, уже находясь на грани сознания, Сергей подумал, что это демон пришел забрать его в ад, проводить его, потому что сам он в одиночку дорогу не отыщет, заблудится и, глядишь, попадет в более приятные места. Демон тоже подрабатывал в президентской охране. Но почему же он опоздал?

Сергей хотел отмахнуться от тени, прогнать, закричать: «Иди прочь», но челюсти его крепко сомкнулись, как у крокодила, ухватившего подошедшую к реке антилопу, или у бульдога, зажавшего в зубах брючину прохожего. Он не смог разомкнуть их, то ли от испуга, то ли по какой-то другой причине, и лишь вылупил глаза, точно и он, как и президент, задыхался. «Возьми лучше его», — говорили его глаза, указывая на медленно оседающего президента. Слов не было. Только хрип, слившийся с хрипом президента. Они хрипели дуэтом в унисон, будто исполняли странную задумку обезумевшего композитора.