А все-таки телефон ожил вновь. Этот. Здесь, в этой безусловно оборудованной квартире. Самый худший из вариантов. Что-то он мне еще скажет… Длинный без пауз звонок. Как тот. Тогда. Очень давно.

— Ну, ты что, тупой? — сказал телефон. У него был наглый знакомый чем-то голос. — Ты, твою мать, будешь брать трубку или где?

— Да я, видишь, уж взял.

— Ни хера я не вижу. А до этого я сейчас два раза набирал?

— Два? Точно?

— Ну, блин!

— И именно вот сейчас, в эту самую минуту?

— Да я по целой минуте ждал, по двадцать гудков! В сортире ты, думал, а то в койке.

— Значит, сейчас. А не вчера и не десять лет назад?

— Да ты е… Ты издеваешься там, что ли?!

— Утихомирься. Давай по буквам. Ты кто? Чего тебе от меня надо?

— …в пальто! Кто тебя с «Объекта» на «Объект» возил? Ну? Жопа без ручки? Вспомнил?

Не может быть. Как его… Хватов? Хватов. Михаил. Мишкой мне все хотелось его назвать. Тот, что неудачно хоронил Гордеева. То есть удачно, но в смысле… ясно, короче. Уже легче.

— И чего ты, блин, упертый такой, как баран? Чего не подымал телефон-то? Рядом же сидишь. Значит, слушай, красавец, я минуточек через двадцать семь подскочу…

— Ты на время посмотри… — Я прикусил язык, но было уже поздно.

— А чего время? Буду ориентировочно в девять ноль восемь — девять ноль девять. Вы с подругой не проснулись?

Я взглянул на часы, которые над телевизором, затем на всякий случай в ту часть просторного окна, что не прикрыта занавесью. Все оставалось на местах и проистекало своим чередом. Часы в виде безвкусной огромной копии наручных с браслетом показывали без десяти три ночи, и за окном соответственно была темнота.

— Значит, через двадцать семь минут. В девять утра. Эй, ты меня не разыгрываешь?

— Ну, блин…

— Ничего, ничего, продолжай, будь любезен.