…Пантелей, только дверь за Игнатом, вышедшим последним, закрылась, обратился к Роману:
— Некогда идти до машины. Я воспользуюсь твоей связью? — Не ожидая согласия, прошел в кабинет.
— На правой клавиатуре городской набор! — сказал Роман вслед.
— Что это за парень при Госте?
Алан налил себе в большой фужер светлого коньяку, выпил до дна.
— Как видел, нам доложить не соизволили.
— Что он тут плел? — И Антонина протянула свой бокал к коньяку. — Кого вы пригласили? Зачем? Кому он грозит? Ну, ничего…
— Кто-нибудь, скажите, у вас так же плохо, как и у меня? — Роман навалился грудью на стол. — Ничего, ничего не сохранилось…
— Говори за себя! — отрезал Алан. — Что ты ему предлагал, какую помощь, зачем?
— Это Пантелей занимается. Слушай! Резидент. Если у тебя сохранилось, прогляди! Что там творится? Он же нарисовал апокалипсис какой-то. Что вообще происходит в этом, — Роман выругался длинно и нескладно, — Мире?! Что ты можешь сказать? Ты можешь?
— Погодите, счас ему нарисуют апокалипсис, — Антонина сделала ударение на предпоследнем слоге. Еще налила себе, разгорячившись.
Олег вошел и сел, сгорбившись. Пальцы слишком сильно сжали сигарку, она лопнула пополам.
— Нет, ничего, — сдавленно сказал Алан, — вообще ничего после сегодняшней полуночи. До этого ментал наполнен, как обычно, а дальше поток прерывается, будто резинкой стерли.
Пантелей услышал последние слова, появляясь.
— Это мы еще подумаем. Не во всем так уж мы одни и повинны. «Второй» тут тоже… не сложа руки сидел. Да, Роман? Роман молодец, все о нем выскреб, тянул только напрасно, все думал, до нас не доберется. Да Марату спасибо. Он где?
Роман открыл рот, чтобы ответить. Снизу из холла раздались выстрелы. Два отрывистых хлопка. Пауза в несколько секунд — автоматная очередь.
— Вот так, господа колдуны! — Антонина пристукнула бокалом по столу, так что ножка обломилась. — Я мальчиков настропалила: выпустить только, если пойду провожать лично! Ромашка, бочку с цементом готовь, а бассейн у тебя глубокий. Аланчика спроси, как у них это делается. Ребятки у меня попадают с первого раза.
Опять загрохотало, в несколько стволов. Очереди были длинные, до упора. Роман сидел с открытым ртом.
Свобода и Власть. Воля и Идея.
Нужно было только наполниться ими, ощутить их в каждой своей клеточке, каждой точке своего существа, в самом дальнем завитке мозга, превратить в единый всплеск. Обратившись в них, сменив ненужную слабую плоть, он единым толчком выбрасывал импульс преображенной через него Идеи высших, направляемый его собственной Волей в назначенного им к уходу из Мира.