Зверю надоело. Он согнул кистевой сустав, чтобы не задеть когтями, и отвесил Игнату пинок, от которого тот пролетел к самым дверям. Одновременно Зверь очень по-человечески мотнул средней головой, указывая на выход. Что-то мешало ему. Это волочилось тело монголоида, что вцепился в ошейник. Вздувшиеся почерневшие до локтей руки оплетены змеями, раз за разом всаживавшими ядовитые зубы в плоть, которая уже дымилась. Он отвалился, когда Зверь ударил боком о дверной косяк. Так и не издавший ни звука Будда, с полуобугленными руками и хлещущим кровью обрубком ноги, был еще жив.

На воротах никого. Игнату, подгоняемому Зверем, пришлось самому откатывать створки перед «Чероки». Он почти ничего не видел, его шатало от тошнотворного неконтролируемого ужаса.

Второй раз Игнат оказывался во власти этого отвратительного состояния, тем более мерзкого, что видел себя, ударившегося в панику, как бы со стороны. Видел и ничего не мог поделать. Потому что опять его настиг такой Зверь. Почти такой. Страшнее.

Из всех оставшихся наверху оружие было только у Пантелея, но и его узкий и тонкий спецназовский «М-13» не понадобился. Пантелей держал его в опущенной руке, сам выглядывая вниз сбоку занавеси из желтой парчи. Алан стоял у соседнего окна.

— Какой… отдал приказ стрелять?

— Что там? — подал голос Роман из-за кресла, куда спрятался.

— Быстро он их. Похоже, всех до единого. Вылезайте, он только что ушел. Из ворот выезжают, слышите?

— Быть не может! — Антонина. — Да мои мальчики кого хочешь…

— Ручонки у твоих мальчиков коротки. Но я посмотрел. Марат предупреждал не зря. Черт побери, где Марат?

Марат Сергеевич, бледный, зажимая плечо, ввалился в дверь. Из рукава черного пиджака текло, кровь казалась особенно алой.

— Пантелей, — прошептал он серыми губами, — Пантелей, не вздумайте его останавливать.

К нему бросились, усадили.

— Не вздумайте, — шелестели губы. — Вы и представить не можете, что…

— Могу, не беспокойтесь! Куда вас? Тоня, воды, да пиджак с него снимите!

— Нет, — упрямо проговорил Марат Сергеевич, — никто из вас… — Богомолов не сумел сдержать стон, когда руку с раздробленным локтем попытались освободить из рукава.

— Поздно, — сказал Алан, который смотрел наружу. Все подняли головы, и даже Олег, сидевший безучастно во время стрельбы. — Поздно. Посмотрите. — Отдернув парчовую гардину, Алан указал в окно.

Несмотря на осветление столовой, все увидели зарево, разгоравшееся в черноте за стеклами. Фасадом, куда выходили окна столовой, дом был повернут к Москве.

— Конечно, Валентина Михайловна, не беспокойтесь, — в десятый раз повторила Инка, стоя в прихожей. Она никак не могла распрощаться.