— Паш, а вот ты сам, лично, встречал хоть одного человека, кто вернулся бы оттуда? — спросил Генка после долгой паузы. — Не «знакомый моего знакомого», а чтоб он сидел перед тобой вот так же, как я сейчас, и говорил бы «Да, я был у Монолита…» Хотя… — Ёж невпопад дернул кистью, — могут ведь и соврать…

— Врать об этом считалось плохой приметой. Поэтому никто и никогда об этом не врал, — вдруг резко отрубил Кащей. — Об этом тебе любой сталкер скажет… И я, и любой из нас, если бы услышали чьи-то слова «я видел Монолит», то точно знали бы, что человек реально там был. Но я ни разу таких слов ни от кого не слышал. И поэтому… Поэтому я и думаю, что оттуда никто не возвращается.

— А ты сам… — Генка замялся, подыскивая подходящие слова, — никогда вслух не мечтал о походе к Монолиту?

Паша спокойно пожал плечами:

— Нет. А зачем? Понтоваться перед кем-то мне неинтересно. Да и плевал я на их мнение, честно говоря. Хотят — пусть считают рвачом и мешочником. А реально идти к Монолиту вовсе не собирался. Гнилое это дело. Насквозь гнилое. Все эти байки про исполнение желаний — пустой треп… Мне для моего желания «искры жизни» вполне бы хватило.

Генка молчал. Теперь любое лишнее слово может все испортить. А Кащей, и без того мрачный, вдруг насупился еще больше:

— «Искра» — это реальная вещь, ее люди находили, в руках держали. И я сам, лично, с этими людьми говорил! Потому и искал ее… — с трудом выдавил он вялым и бесцветным голосом. — Да чего уж говорить, теперь-то бесполезно…

— Паш, значит, это правда?.. — тихо спросил Генка.

Он проглотил последнюю часть фразы: «…то, что болтают о твоей болезни», но оба и так поняли, о чем идет речь.

— Да. И Зона тут не виновата. Она мне наоборот силы давала. Это началось еще до Зоны. Я, собственно, потому туда и пошел… Сначала тоже, как дурак, верил байкам про Монолит, а потом… Потом — как отрубило. Вдруг понял, что чушь все это. И забил… Начал «искру жизни» искать. Да не успел. А тут вон еще природа какой фортель выкинула… Первый раз за пять лет здесь такая зима.

Кащей перевел взгляд на темное окно, за которым снаружи на подоконнике синела в сумерках подушка снега. Потом взял рюмку, отставленную в сторону в начале разговора, и одним махом опрокинул ее в рот. Крякнул и впился зубами в соленый огурец:

— Ладно, хватит болтать! Пей. Ну-ка, наливай еще, и давай за встречу.

Но Генка тронул было рюмку и поставил обратно:

— Кащей, ну… Ну, давай вместе в Зону смотаемся?! Конечно, поведешь ты, но я все понесу, помогу, если что…

Тот отмахнулся:

— Геныч, не ерунди! Ты думаешь, я не пробовал?! Я в первый раз ломанулся сразу после снегопада. Тогда снегу насыпало по колено примерно… Вроде не слишком глубоко, а ходить по нему тоже не фонтан, пока до периметра дойдешь — уже из сил выбьешься. Туда я, кстати, дошел. И уперся. Минное поле-то все занесло! А вслепую не рискнул. Чутье-чутьем, а у меня там заметочки свои были — куда можно ногу ставить, а куда не нужно. Опять же, мое чутье гораздо лучше срабатывает на аномалии, чем на мины… Короче, не рискнул. Постоял да поковылял обратно… Поискал еще немного — может, прорывы периметра найдутся… Не нашел.