Светлый фон

Друзья попрощались, и Сергей сел в машину. Хосы нажал педаль газа, и выезжая со двора, спросил:

— Проблемы?

— Ну да! — кивнул Сергей: — Лена переживает, волнуется за мужа. Я её понимаю…

Руслан Кимович помолчал, а потом сказал:

— Понимание иногда оборачивается обратной стороной…

— Это вы к чему? — удивился Сергей.

— К тому, что если всегда ставить себя на место всех других людей, чтобы понять их, от «себя» ничего не останется! А впрочем, в данном случае все правильно…

Всю дорогу до Москвы они молчали, и только возле МКАД Сергей попросил телефон и набрал номер Урусова.

— Алло! Это Воронцов! Товарищ полковник, во-первых, спасибо за своевременные объяснения с Муром!

— А что, что-то не так? — насторожился Урусов, сопя в трубку.

— Нет, я абсолютно искренне говорю — большое спасибо! Нас, правда, уже успели задержать, но если бы не вы, сидели бы мы сейчас на Петровке!

— А-а-а! — протянул Урусов, и сам перешел к делу: — На счет вертолета! Значит так: сейчас вы приезжаете сюда, к институту, и мы едем на аэродром. Подробности изложу по дороге. И вот ещё что: отныне вы — сотрудники МЧС! Ну, жду, до скорого!

Сергей отключил телефон, вернул его Хосы, мотнул головой вперед:

— Он ждет нас, говорит, что все сделал! Поздравляю, теперь мы «эмчеэсовцы»!

— Не самая худшая участь! — пробормотал в ответ Хосы, прибавляя газу.

Холод становился невыносимым. Катя вспомнила вычитанное в «Вокруг света» высказывание Амудсена: «Человеческий организм может привыкнуть ко всему, кроме холода!», и ей сделалось от этого ещё хуже.

Замерзшие пальцы уже несколько раз теряли спасительные ветви, и Катя едва-едва не падала, что вызвало среди кружащих вокруг дерева волков радостный, как ей казалось, переполох.

Временами Кате очень хотелось просто броситься вниз, и погибнуть от волчих клыков, потому-что это была быстрая смерть — замерзнуть на дереве было куда мучительнее.

Время шло к утру. Уже закатилась луна, стало темно, и как будто холоднее. Волки теперь виделись Кате сверху почти черными на фоне серого снега тенями, мечущимися без всякого порядка и цели у ствола сосны, и лишь изредка долетающее поскуливание или повизгивание напоминало Кате о том, что внизу не бесплотные призраки, а свирепые, и вполне материальные животные из плоти и крови.

Наступило предрассветье. Небо на востоке уже заметно посерело, хотя на западной его стороне, аспидно черной, ещё светились стылые звезды. Не смотря на лютый, цепенящий, впозающий, казалось бы, прямо в душу холод, Катя вдруг с удивлением обнаружила, что у неё до сих пор не окоченели пальцы ни на руках, ни на ногах. То есть, окоченеть, они конечно, страшно окоченели, прямо-таки скрючились все, но чувствительности не потеряли, впрочем, так же, как и уши, нос, щеки — те части тела, которые, по слухам, чаще всего отмораживают полярники и строители БАМа.