При царе-батюшке эту дефективную публику на воинскую службу старались не брать, хотя во время революции многие смогли сделать стремительную, хотя и недолговечную карьеру. Самые яркие примеры тому – атаман Махно и комбриг Котовский. В советские времена из граждан неандертальского происхождения формировались строительные батальоны, но и в конвойных частях их тоже было немало. Любому рабочему инструменту они предпочитали лом и лопату, а оружию – штык.

Надбровья у Фильки Удушьева были как булыжники, из-под них на мир взирали пустые и невозмутимые глаза первобытного охотника. На Павианыча он глянул только мельком, зато Ваню изучал столь пристально, что тому даже стало немного не по себе. Пришлось вмешаться хозяину.

– Это мой дальний родственник, – пояснил он. – У него братан погиб недавно. Шёл себе, никого не трогал, а ему голову напрочь отстрелили. Тебе это ничего не напоминает?

Филька Удушьев только пожал плечами, но свой мертвящий взгляд от Вани отвёл.

– Ладно, – Павианыч почесал одну босую ступню другой, отчего на пол посыпалась какая-то труха, похожая на опилки. – Помнишь, у тебя приятель был… Макарона, кажется.

– Марадона, – поправил Удушьев.

– Вот-вот… Что с ним сталось?

– Окочурился, – впервые в глазах Фильки мелькнуло что-то похожее на человеческое чувство.

– Но ведь он не сам по себе окочурился, так?

– Не сам, – согласился Удушьев. – Шмальнули его.

– Кто шмальнул?

– Дед один, – сказал Удушьев и чуть погодя добавил: – Мне так показалось.

– Трость у него в руке была?

– Может, и была. Не помню.

– Ты бы рассказал всё в подробностях. Мой свояк, между прочим, тоже какого-то старика подозревает. Но тот с тростью был.

Удушьев, не проронив ни слова, вновь уставился на Ваню. Павианычу даже пришлось кинуть в него чёрствой коркой.

– Ты что молчишь, Филя? Язык проглотил?

– Где-то я его видел, – протянув вперёд руку, Удушьев указал на Ваню.

– Здесь и видел, – сказал Павианыч. – Он ко мне иногда захаживает.

– Нет, не здесь… В городе видел. Он в тот раз девкой был. С косичками.