Светлый фон

Чёртов док! Он прочёл решительность моих намерений в моём взоре! Правда, большинство глаз было напитано недоверием. Сказки? В сказки верят в детстве, и относятся к ним благодушно лишь в период благоденствия. К тем, кто провозглашает приходы ангелов, святых угодников и посланцев самого бога обычно относятся с подозрением, втихаря накручивая диск телефона. А в таких вот реалиях — открыто и неприязненно вас назовут придурком раньше, чем вы обоснуете данное вам звание хотя бы первым действием. Хорошо, если ещё не пришибут основательно для того, чтобы не мутил разум и не нарушал и без того гнетущей тишины. Пожалуй, нас с Фогелем эта чаша миновала бы исключительно из уважения к полезным свойствам его аспирина. Что ж, я не собирался устраивать тут конференцию по этому поводу. Я просто выпростал торенор из чехла и повернулся к толпе:

— За мною пока никто не идёт. Ни под каким предлогом. Ждите здесь, — и медленно пошёл в черноту пустующих залов. Туда, где через две комнаты начинался тот самый злосчастный коридор. По-моему, даже если б я усиленно кого-то приглашал, посмотреть на мой торенор в действии вряд ли бы кто сунулся…

…Так что эта, некогда украшенная витиеватой чеканкой из бронзы, словно призванная подчеркнуть прежнее благосостояние владельцев дверь, теперь темнела передо мною густыми бурыми пятнами, что видел я в свете прихваченной и зажжённой в топке «буржуйки» лучины. И в меня никто не стреляет. Мне отчего-то подумалось, что там, внутри, это делать больше некому. Осматриваюсь. Запёкшиеся повсюду лужи и фонтанчики крови. Следы выбитой из стен крупных кусков прочной штукатурки и размеры пулевых отверстий сказали мне, что здесь работали тяжёлые станковые пулемёты. Автоматическая система защиты. Работает от электронно-механического управления, и хотя достаточно слепа, в тесноте замкнутого пространства этот монстр — крайне губительная и страшная вещь… Скоты. Вам совсем не обязательно было это делать… Ваши шестидесяти восьмисантиметровые двери способны сдерживать в этом глубоком подвале с его толстенными стенами не один ядерный удар, так неужели была настоящая необходимость устраивать здесь мясорубку?! Какие скоты…

Чувствуя, как в груди клокочет маленький вулкан, я поднимаю секиру для первого удара. Слышится короткий яростный визг мгновенно ожившей и раскалившейся стали… и её пламенеющий росчерк вспарывает полотно многослойной закалённой брони, словно заточенная до ужасной остроты бритва — сопревшую подушку. Я почти не слышу удара, хотя грохот и скрежет должны стоять неописуемые. Сердце работает ровно и мощно, и мои руки снова и снова поднимают оружие, удельный вес и удар которого на замахе, при той плотности вещества, пошедшего на изготовление торенора, составляют никак не менее пяти, а то и всех семи, тонн. Господь всемогущий, откуда же во мне такие силы?!