Она утомлённо и медленно мерцала, словно выдыхая в исходящие от неё многочисленные толстые трубы, теряющиеся над вершинами дальних рядов ячеек, жизнетворные пары. Создавалось впечатление, что эти «пузыри» есть не что иное, как брюшки беременных пауков, которые вот-вот исторгнут из себя мельтешащее множество крохотных созданий, и в изможденном облегчении опадут, вздрагивая в муках, дав жизнь неутомимому и прожорливому потомству…

Распахнув рот, человек взирал на потолок настолько увлечённо, что на некоторое время позабыл о том, что всё видимое им вокруг — чуждая ему среда, явившаяся в его мир с одной-единственной целью, — погубить. Прошло ещё несколько секунд, прежде чем к нему вернулась способность адекватно оценивать обстановку. С трудом оторвав взгляд, Питер перевёл его на ячейки внизу. И заметил, что на каждой из них светится нечто вроде сигнальной лампы. Красных, синих и белых оттенков. Он вопросительно глянул на Маакуа. Тот, не поворачивая головы, начал тихо пояснять:

— Мы в Главном Зале Становления. Здесь пока ещё дремлют или уже возвращены к первичному периоду без малого триста тысяч воинов. Красные огни обозначают, что тонх ещё не активен, и что торопить его пока небезопасно. Синие говорят о том, что не сегодня-завтра его следует извлечь и поместить в Залы Покоя. Эти воины так же смогут стать боевой единицей в случае острой необходимости. Но умрут в считанные недели. А белые — пустые ячейки, Питер. Это ячейки тех, кого ты видел по пути сюда…

Мафиози всмотрелся внимательнее, и похолодел. Превосходящее большинство огоньков были белого и синего цвета…

— Да, осталось немного. Совсем немного до того момента, когда эти воины ступят на твою планету во всей своей силе, ярости и неукротимости. Не более двух-трёх недель, Питер. Максимум месяц, если мощность «матки», чей родовой сегмент ты видишь верху, будет падать несколько быстрее, чем это происходит сейчас…

Человек молча смотрел на всё происходящее, двигая желваками. Откуда-то из глубины души в нём закипала странная страсть. Дикое, необузданное желание разрушить, разбить, развалить столь тщательно и продуманно созданный механизм, что помог тонхам не только преодолеть невообразимые расстояния, но и терпеливо и настойчиво тряс сейчас их колыбели, одновременно напитывая их какой-то гадостью, помогающей им открыть заледеневшие много тысячелетий глаза под абсолютно незнакомым небом. Чьими воздухом и лазурными глубинами они собирались наполнить свои «лёгкие».

— Господи… Это ведь я, сам я породил это безумие. Дал им возможность не бояться нашего мира, стать почти нами, и даже лучше, приспособленнее нас… Неужели я не сплю?! — Его веки вздрагивало, а руки, ладони которых непроизвольно сжались в кулаки, сами по себе напрягали верёвки адски болящих мышц. — Господи, я ведь дал им всё, чего в основной массе лишены мы здесь сами… Миллиарды больных и умирающих, голодных и раздетых, бездомных и нуждающихся хозяев против жалких сотен тысяч, полным безумия собственных сил и не подверженных теперь даже нашим болезням, пришлых… О, если бы я только знал тогда, что творю! И если б сейчас только мог…