Светлый фон

Маленькие и большие пальцы продолжали копаться в мозгу Осетра. Маленькие запускали некий ментальный процесс, гигантские изменяли его. Маленькими пальцами управлял Костромин. Кто управлял большими – Осетру было неведомо. Ясным оставалось одно – этот кто-то отсутствовал в избушке, построенной из храпповых стволов.

кто-то

– А теперь, – промурлыкал Костромин, агент по кличке Муромец, – вы забудете обо всем, что здесь происходило… Но фразу и то, что должны послушаться человека, который ее произнесет, будете вспоминать, когда она прозвучит…

А сквозь мурлыканье пробивался тихий шепот.

Осетр не понимал слова, произносимые шепотом – они принадлежали неведомому языку – но понимал, что это и неважно. Когда потребуется, эти слова все равно сыграют свою роль.

– Эй, Каблук! – позвал Костромин обычным голосом. – Где вы там? Я закончил! Можете забирать его!

Глава семьдесят вторая

Глава семьдесят вторая

Проснувшись, Осетр понял, что сон на сей раз был вовсе не вещим. Но от этого – не менее важным.

Пусть даже в реальности приснившееся происходило и не совсем так, как ему сейчас привиделось. Но судьба посчитала, что для него наступила пора кое-что узнать. И в этом отвлеченном смысле приснившийся сон был до определенной степени вещим. Ибо все-таки открывал грядущее.

Спать больше не хотелось.

На соседней койке спокойно посапывал Найден.

Приднепровский предложил регенту отдельную каюту, но Осетр отказался – присутствие Найдена ему не мешало. Он уже настолько привык к этому обладающему изрядным чувством долга парню, что не очень представлял себе, как сможет обойтись без него.

– Слушай, Найден! Ты спишь?

«Росомаха» спит чутко. Особенно если находится рядом с вышестоящим должностным лицом.

Ритмичное посапывание прервалось.

– Сплю! – грубовато ответил Найден. – А тебе, твое высочество, почему не спится? Совесть мучит?

Когда они оставались один на один, Осетр позволял другу вольности.

В конце концов, от многочисленных знаков почтения его иногда попросту начинало тошнить…

– Совесть для правителя – понятие излишнее, – сказал он назидательно. – У правителя может быть только чувство заботы о собственном народе. И печаль о будущем своей державы.