Опять!..
Константин с ненавистью посмотрел на импортный аппарат и легонько провел пальцами по ряду пластмассовых кнопок. Ногти отросли, как у испанского гитариста, и под ними, несмотря на стерильность палаты, образовалась черная кайма. Он потрогал лицо – щетина давно перестала колоться и превратилась в нормальную бороденку. И усы. Видно, никуда от них не денешься.
Он снова погладил круглые пуговки, стараясь угадать, какая из них главней. Обычного выключателя с понятными «0 – I» на панели не было, а надписи на французском ставили его в тупик.
Можно запомнить эти чертовы каракули, мелькнула у Кости скучная мыслишка. А по возвращении обратно – проверить по словарю. Да, идея занятная. Жаль, поздновато осенило.
– Не лапай приборы! Или ты отрегулировать? Что, самочувствие неважное? – Мясник усмехнулся и глянул на ползущий по экрану график. – Подлечим. На то мы и врачи.
– Где… – Костя чуть не ляпнул «Борис», но, вовремя спохватившись, укусил одеяло. – Где охрана?
– На кой? Сам ты отсюда не сбежишь, а если и побежишь, то не быстро, – хмыкнул он. – А дружки твои уже не опасны. Они ту-ту-у!.. – Мясник, как мог, изобразил движение поезда. – В сторону Мурманска.
– В Мурманск? – Константин нахмурил брови.
– Ну да. Кого в Мурманск, кого в Магадан, кого на Камчатку. Страна большая, места на всех хватит. Мы же эту… как ее… подписали. Конвенцию. Мораторий на расстрелы.
– Я всех сдал? – Ужаснулся он. – Всех, до последнего?
– А какой резон запираться? Твое Ополчение тебя наверняка приговорило – как только ты начал давать показания. Это в твоих же интересах, чтобы их обезвредили. А то возьмут да казнят. Им европейские конвенции до фонаря.
– А Морозова? Ее можно увидеть?
– Эк, замахнулся! Она теперь генеральный прокурор. Повысили. Догадываешься, за что.
Константин заметил, что Мясник не просто расхаживает вокруг, а собирает какое-то медицинское хозяйство. Выдернув иглу из вены, он смотал прозрачную трубку и оттолкнул капельницу ногой.
– На, – сказал он, протягивая клок ваты. – Прижми, а то напачкаешь тут…
Вскоре из всей оснастки остались лишь провода – цветной жгутик, уходящий в левую часть груди. Костя растерянно следил за неторопливой работой Мясника, соображая, что скоро очередь дойдет и до жгутика.
– Помнишь, как у Гоголя? – Спросил Мясник. – Человек простой – он и так поправится.
Он вышел из поля зрения и чем-то щелкнул. Кривая на мониторе выпрямилась и, сжавшись до точки, погасла.
Костя инстинктивно зажмурился и помимо своей воли сосчитал до трех.
Потом до десяти.