Иван посмотрел на спящую на полу рубки Таню.

'Вот. Может быть ещё одна женщина у меня будет. Дом. Дети. Друзья. Всё ведь есть! Чего ж тебе на месте то не сидится?'

Маляренко так устал, и морально, и физически, что хотелось заорать, вылезти из осточертевшей рубки на палубу, пинками всех повыбрасывать за борт и уснуть. И чтоб – лето. И ничего не надо делать и чтоб Таня была голая, а на носу, на своём привычном месте было кресло, а не, млять-млять-млять, толчок для этих…!

Из трюма донёсся плач и стоны, кого-то из укрытой там ребятни снова начало рвать.

Главврач Евгения Валерьевна отменила собою же объявленный карантин ровно через десять дней. Хотя в планах было провести в шалашах на берегу моря у Юркиного ручья минимум две недели. Но, толи действительно со здоровьем новичков было всё в порядке, толи Главврач боялась гнева Марии Сергеевны, которую не пускали к мужу, толи просто в шалашах было холодно. В общем – карантин сняли. За это время людей как следует подкормили, а кого нужно – подлечили. Юрка мотался на берег каждый день, привозя полные корзины продуктов и безропотно скармливая переселенцам плоды своих трудов.

– Иван Андреевич, – Кузнецов сидел в пяти метрах, за карантинной чертой, нарисованной прямо на земле, – у меня там, конечно, припасы ещё имеются, но не прокормлю я их всех. Пусть больше рыбу едят и мидии собирают.

Мужик поморщился и перешёл с шёпота на отчаянное сипение.

– Настя пилит. Работники мои ворчат. Высаживать то чего будем? А потом?

Эти только и знают, что жрут да… спят. Понимаю – им не сладко пришлось и надо в себя прийти, но почему ж мне-то должно быть плохо?

'Кулак-мироед! Единоличник! Сквалыга! Но… прав, стервец, прав!'

Ваня выслушал жалобы приятеля, почесал репу и велел больше сюда с продуктами не приходить. Юрка обрадовано подскочил, поздоровался с подошедшей Таней и рванул до дому – до хаты.

– Милый, мы можем ходить домой. – В глаголах немка всё ещё путалась. – Карантин капут!

Какое счастье снова оказаться дома! В тепле и уюте! Сходить в баню. Покушать из нормальных тарелок. Серебряной ложкой. За полированным деревянным столом. И прижать к себе жену. И покачать ребёнка. И спать на белых простынях в мягкой кровати.

Маляренко 'проникся'.

'Почему ж я этого раньше не замечал и не ценил?'

Иван упал на кровать, вытянул ноги и моментально уснул.

Обе хозяйки в это время сидели в Таниной комнатке по соседству и шушукались о вещах, понятных только им.

– А он… – Таня покраснела и шёпотом продолжила Маше на ушко.

– Да? А ты?

– А я…