Женщины заплакали, а мужики… кто скрипел зубами, а кто растеряно разглядывал абсолютно пустые степные просторы. Где тут можно было начать новую жизнь, было непонятно.

– Вот степь, воооон там есть лесок и родник, можете жить там. Вон туда два, дня ходу через перевал – долина и большое поселение. Можете идти туда. За перевоз и еду с вас платы велено не брать. Всё. Свободны!

Главврач гневно высказалась об ответственности за доверившихся им людей, а капитан в ответ посоветовал ей и всем остальным завтра утром отсюда исчезнуть.

Многообещающе посмотрел на Лукина и ушёл в усадьбу.

Следом за 'кнутом' пришли 'пряники' – Юра, Толик и Семёныч и принялись окучивать семейных. Таковых среди прибывших было аж семь пар, две из которых были с детьми. 'Семейные' с облегчением выдохнули, а одинокие женщины растеряно облепили такого же одинокого и растерянного Игоря.

Если бы не объявление о том, что завтра утром с оставшимися приедет поговорить хозяйка, 'пряники' бы не сработали. Семейные мужики набычились и бросать своих не желали. Женщины – так вообще вцепились друг в друга и залились слезами. Тогда завхоз почесал репу, сплюнул и в сердцах выдал:

– Нянчиться с вами времени нет. Не хотите – не надо. Никто вам руки не выкручивает.

Ещё раз сплюнул и ушёл.

Четыре семьи ушли за ним в Севастополь, а к фермеру подошли остальные. Юрка и всех остальных забрал бы тоже – рабочие руки на огромных полях были нужны, как воздух, но хозяйка строго-настрого запретила ему уводить к себе оставшихся женщин.

Игорь стоял, как громом поражённый.

'Три деревни, два села, восемь девок, один я'

Вообще-то женщин и девушек вокруг него было четырнадцать. Весь праведный гнев и боевой задор бывшего прапорщика моментально испарился. Что делать дальше с этими несчастными женщинами он не знал.

Делать было нечего – еда закончилась. Лукин разделся и полез в холодную воду за мидиями, а Евгения Валерьевна командным голосом раздавала указания остальным.

'Утро вечера мудренее. Авось!'

Глава 8.

Глава 8.

В которой происходит беда, скотство, а Иван впервые в жизни пытается получить ответ.

Из страусиного (это когда засовываешь голову под подушку и не о чём не думаешь!) состояния Ваню вывели две плохие, очень плохие новости.

Маша, наконец, рассказала ему о старой травме головы, о кисте и снова начавшихся головных болях. Маляренко поседел, а Таня, впервые на памяти всех присутствующих, устроила истерику.

Маша нарочито бодро улыбнулась и выдала сакраментальное: