'Мои люди имеют право на выбор. Надеюсь, они это оценят'

Парни это оценили. Через две недели, после долгого собеседования с капитаном, все трое присягнули на верность Хозяину. В Бахчисарай каждый вернулся с молодой и красивой женой. Те самые девочки с серьёзными глазами получили шанс на счастливую жизнь.

К концу апреля Иван 'распродал' всех оставшихся свободных женщин. Распродал цинично, жёстко, не спрашивая их мнения. Он просто вызвал к себе Бориса и, матом прервав его доклад о знаниях и умениях всех жителей западного Крыма, просто потребовал отметить из тридцати двух одиноких мужчин Бахчисарайского округа одиннадцать самых достойных. Молодых и работящих. И не конченых уродов.

– Понял, бля?

Бывший директор школы испуганно вжал голову и, немного подумав, отметил галочками нужных людей.

– Отдашь этот список Стасу. Скажешь ему: я велел ему этих людей собрать и привести ко мне, понял? Пшёл!

Борис Михайлович кивнул и пулей унёсся вдаль.

– Слушать меня, твари!

Олег, в окружении своих бойцов стоял перед кучкой оборванцев, созванных по воле шефа.

– Сейчас. Каждый. Из вас. Получит. В пожизненное пользование. По бабе.

Мужики сначала замерли, а потом радостно заорали.

– Молчать! Через некоторое время я лично, в сопровождении Андрюхи, проверю всех и спрошу у ваших женщин, как вы с ними обходитесь. И не дай Бог мне узнать, что-нибудь плохое. Хозяин велел убить каждого. Сразу. На месте. И сделает это кемеровчанин. Дошло? Ясно? Не слышу!

Бирюки, вытягивая шеи в надежде рассмотреть вожделенных женщин, нестройно пробормотали 'ясно'.

– Теперь вы. Все. Должны. Ближайшие три месяца будете со своими женщинами жить здесь. Будете строить дома. А потом – уйдёте.

Стройся! На пра-ву! Шагом арш!

Маша угасала. Не помогало ничего. Все три медика, имевшихся в распоряжении Ивана, лишь разводили руками и отводили глаза. Даже Док, которому в плане медицины Иван доверял абсолютно.

– Либо выживет, либо нет. Как там эта штука надавит на мозг – никто не знает.

Док поцеловал руку Марии и, впервые отказавшись от традиционного стопарика, вышел.

Никаких молитв Ваня не знал. И молиться он не умел. Даже как перекреститься – не знал. Впервые в жизни, почувствовав себя беспомощным, Маляренко захотел прислониться к чьему-нибудь плечу. Укрыться от невзгод и бед. И попросить Его о прощении. За все годы неверия. За гордыню и за злые слова.

Сегодня ночью Манюне было особенно плохо. Иван, плача, как мог помогал ей, утешая и целуя её, но она его не слышала. За стеной, обняв Анютку, рыдала Таня.