А потом рев стал нарастать…

Черт возьми!

Стас открыл глаза. Алике тоже открыла глаза. Словно почувствовала взгляд. А может быть, грохот летящего вертолета ее выдернул из пропасти усталого беспамятства…

Она и до этого-то всего не была толстушкой. Жить весной в открытой клетке после зимы на халтурно составленном рационе, — кому оно надо выверять рацион, если этот зоопарк лишь прикрытие для фермы? — все это полноте тела не способствует.

А теперь, после этого марафонского забега, и вовсе ху-дющая. Чем-то неуловимо напоминает тех длинноногих существ, зовущихся моделями, — при взгляде на которых недоумеваешь, какая сила заставляет их морить себя голодом, скупо отсчитывая калории…

Рев нарастал — и вдруг стал удаляться.

Вертолет не возвращался, он просто делал очередной зигзаг змейки. Прошел дальше. Мимо.

Стас вдруг понял, что напоминал ему этот несчастный, какой-то удивленный взгляд Алике. Взгляд близорукой женщины, с которой неожиданно сдернули очки…

А потом провалился в сон. Рваный от усталости и всей этой суеты. Странный, причудливый, где розовые слоны ходили в очках, беззащитно улыбались — и вдруг кусались, как зебры…

* * *

Наверно, человек, измотанный до полусмерти, рухнувший на землю да так и забывшийся сном прямо в холодной грязи, — наверно, он должен проснуться от холода?

Стас прислушался к своим ощущениям.

Определенно на холод это не походило. Наоборот. Словно укутан каким-то чертовски теплым и тяжелым ватным одеялом, под которое насовали грелок. И еще очень пахнет сырой шерстью…

Но все равно открывать глаза не хотелось. Хотелось лежать, забыв обо всем…

Только где-то там, в центре Старого Города, полном пехоты, крыс и стрельбы, был Арни. Если еще был.

Стас открыл глаза.

Опять вечер… Черт возьми, сколько можно просыпаться вечером, а жить ночью? Крысолов, да. Но не крыса же!

Хотя это как посмотреть… Со всех сторон — по бокам, на ногах, на руках, на груди, за головой — и правда как одно большое, толстое шерстяное одеяло. Крысиные тельца. Метаболизм у них быстрый. Теплые-теплые маленькие живые грелки.

Прижимаются осторожно, равномерно, тщательно. Умница Роммель решил позаботиться о военачальнике?

Правда, самого Роммеля что-то не видно… Ага, вон он. Среди тех, кто заботливо обложил своими тельцами Серого. Сам Серый дрыхнет, как маленький ребенок. Раскинувшись, зачерпнув рукой и прижав к себе и Роммеля, и еще пару крыс, словно подушку.