Взглянув на чистого и счастливого Буля, Штык вдруг вспомнил ещё об одной проблеме:
— Ты не мог бы посмотреть, что у Буля с ногами? Попал он в одну штуковину… В общем, отекают у него теперь ноги. И с каждым днём всё хуже становится.
— Давай его сюда. А сам иди мойся, и чтоб все заботы из головы — вон.
Штык сходил в прихожую за портянками, взял из стопки на табурете чистое полотенце и открыл дощатую дверь в «мыльню». За дверью обнаружилась тускло освещённая комнатка с дырой в полу и самым обычным краном со смесителем на стене. Из комнаты выходило сразу три двери, и Штык подивился той площади, что занимает дом. Вода действительно оказалось горячей, а на широкой мокрой скамье было удобно лежать прямо под краном, из которого так и хлестал приятный, горячий, расслабляющий водопад.
В углу, в плетёной корзине, лежали несколько самодельных грубых мочалок. На специальной полочке обнаружился ребристый кусок мыла. Намылившись, Штык с удовольствием растерся мочалкой и разлегся на лавке прямо под струей горячей воды.
— А теперь спать, — строго сказал Крот, когда Штык, одевшись и повесив чистые портянки сушиться в прихожей, вернулся в большую комнату. — Если всё так, как сегодня тут было говорено, трудов впереди много.
— Что с ногами Буля? — спросил Штык, заметив, что оба «солдата» уже дрыхнут.
— Врать не буду, хорошего мало, — серьёзно сказал Крот. — Если ничего не делать, через неделю твой боец перестанет ходить, а ещё через столько же — ноги просто отвалятся. В лучшем случае. А в худшем — появятся признаки газовой гангрены.
— Ну ладно, будем считать, напугал, — сказал неприятно удивлённый обилием мрачных подробностей Штык. — Что-то можно сделать?
— Можно, — ответил Крот. — Но надо будет завтра с утра ещё посмотреть, как развивается процесс. А ты неплохо вжился в роль генерала, коли так заботишься о своих солдатах.
— Буль и Хомяк для меня уже больше, чем товарищи по несчастью, — сказал Штык.
— Можешь не волноваться, — спокойно сказал Крот. — Сделаю всё, что в моих силах.
38
38
К полудню следующего дня все операции с каноэ были закончены. Недочёты устранены, днища более-менее отшлифованы, а двадцать пять вёсел лежали неровной горкой на траве. Перекусив и отдохнув, мародёры выдвинулись в путь. Заранее разбившись по четыре человека, они парами несли свои каноэ, каждые полчаса передавая ношу следующей двойке. Впереди отряда шёл Чуб, уже раз проделавший путь до озера. Лодку за него нёс Киргиз.
Тяжелее всего дался начальный участок пути, пролегающий через лес, устланный обломками коры, под которыми порой прятались опасные аномалии. Идти было трудно, люди то и дело оступались, спотыкались, даже падали. В адрес проводника раздавались ругательства и сетования, что тот не может выбрать нормальную дорогу. Но после леса снова начались открытые участки, и мародёры успокоились. Следующий раз они вошли под сень леса уже в сумерках. Продвижение замедлилось, но Киргиз велел не останавливаться, и вскоре между деревьями показался просвет, воздух стал свежим, насыщенным влагой, и послышался плеск воды. Мародёры добрались наконец до озера.