Светлый фон

— Не знаю, но я уже заинтригован.

— Честно говоря, полный абсурд. Тут есть некое тайное общество, которое… В общем, оппозиция.

— Что?! — Я чуть не подавился. — Оппозиция чему?

— Должно быть, существующему порядку. Вообще, не знаю. Стоит сходить и посмотреть, как думаешь?

— Это не опасно?

— Беня! — Он укоризненно усмехнулся. — Опасность обостряет разум и освежает застоялую кровь. Не бойся, я дам тебе «парабеллум».

— А горничную берешь?

— Боюсь, для нее там не найдется соответствующей линии на полу.

Это и в самом деле походило на абсурд. В салоне такси я все силился представить, как может выглядеть оппозиция. Воображение рисовало сумрачный полуподвал, зеленый абажур, самовар с вязанкой баранок… И люди: одухотворенные лица, зачесанные назад волосы, засученные рукава, горячие слова, произносимые полушепотом, замусоленные книжки с манифестами в мозолистых рабочих руках…

Все глупость, от начала и до конца. Здесь не может быть ни горячих слов, ни тем более самовара.

Мы оказались перед входом в небольшой одноэтажный клуб, через шторы которого интимно проглядывали красные светильники. Служитель вежливо проверил наши номера и затем пожал руки, пристально заглянув в глаза.

— Проходите, друзья. Почти все собрались. — В его облике заключалось что-то особенное, многозначительное, двухслойное. Словно весь он от пяток до макушки наполнен тайным смыслом.

Мы оказались в странной компании. На мягких широких диванах среди красных фонарей сидели две жирные тетки, разодетые, как на бал; высохший чуть ли не до хруста старик с огромными бриллиантовыми перстнями; прямая, как палка, черноволосая дама, томно глядящая в пустоту; два юных близнеца с розовыми щеками и ангельскими кудряшками. В темных углах таились еще какие-то личности, но мы их не разглядели.

Ни одного мозолистого пролетария, одна лишь осатаневшая от безделья аристократия.

— Щербатин, это не наша компания, — сразу шепнул я.

— Мы здесь по рекомендации одного уважаемого человека, моего знакомого, — пояснил он. — Старайся вести себя прилично, не подведи его.

— Садитесь, друзья, — сказала тощая старуха, вышедшая из-за каких-то штор. На ней было неприлично яркое красное платье, прошитое золотыми нитями. Она села рядом с сухим стариком и щелкнула пальцами.

Неслышно появился служитель. Мы сели, и он поставил перед нами бокалы и лакомства — обычный набор для любого досугового заведения. Я по-прежнему был не в своей тарелке и держался скованно.

— Подождем немного и будем начинать, — произнес сухой старик скрипучим голосом. И, взяв с блюда ослепительно белое пирожное, сладострастно надкусил его.