Светлый фон

Мириады взглядов голодной черноты исчезают, как туман с первыми лучами солнца, уходят вместе с дрожью бесчисленных струн и струящейся песчаной пылью.

Мириады взглядов голодной черноты исчезают, как туман с первыми лучами солнца, уходят вместе с дрожью бесчисленных струн и струящейся песчаной пылью.

Я открываю…

Я открываю…

 

…глаза.

Горячий, обжигающий даже сквозь ткань сьютера, металл давит со всех сторон. В ушах звенит отчаянный вой систем жизнеобеспечения сьютера, что-то липкое, теплое стекает по виску, щеке, шее; пульсирующие надписи появляются и исчезают перед глазами, никак не складываясь в осмысленную фразу. Единственное, за что успевает ухватиться затуманенный двумя страшными ударами разум, так это слова: «ПРЕВЫШЕН ПРЕДЕЛЬНЫЙ УРОВЕНЬ…». Чего — он не успевает понять: сообщения ломаются, идут рябью искажений — странное, никогда не виденное поведение визора.

Все дрожит вокруг, все колеблется, словно он смотрит на мир из-под слоя воды. В груди проклевывается тупая боль, пока лишь лениво напоминая о себе, разминаясь, готовясь вскоре лютым зверем вцепиться, вгрызться в тело. Во рту странный металлический привкус и сухость. К горлу подступает тошнота, желудок выворачивает наизнанку. Но блевать в шлеме — совсем плохая идея. Надо снять. Стереть розовую пену с прозрачной пласталевой пластины перед глазами, очистить разъем визора, по которому постоянно что-то течет. Что-то горячее и липкое…

Почему так ломит висок возле разъема? Почему у затылка поселился раскалывающий череп комок боли, будто посылающий короткие, жгучие разряды к глазам и шее? Почему вокруг так темно, что даже визор не помогает… Надо снять шлем… Проверить…

Левая рука сдавлена. Как и все тело. Полоски света выхватывают искореженный, смятый как тонкая фольга металл повсюду; обломок кольца маневровых двигателей, насквозь пронзив почерневший, разорванный фонарь «Стрелы», почти касается шлема. Рукоять управления сломана у основания, приборная панель мертва, вскрыта, как брюхо распотрошенной рыбы, обнажая оплавленные внутренности, разбитые, раздробленные в крошево кристалаты[17].

Жар медленно спадает, напоминая о себе только теплыми объятиями раздавленной ударом кабины космолета. Он с натугой тянет правую руку, молясь про себя, чтобы не подвел уже дважды спасший его сьютер: сначала от высокой температуры, следы которой окружали его, а потом от вакуума. Очерченное жирной красной рамкой предостережение регулярно вспыхивало перед глазами, с какого-то раза доходя до раздираемого выстрела боли сознания и отметая безумную идею снять шлем. К сожалению, унять позывы к рвоте, как и избавиться от сухого привкуса разогретой пластали во рту, это совсем не помогает.