Он извивается ужом, пытаясь развернуться в узком, тесном пространстве изувеченной кабины. Он чувствует себя заживо похороненным, закрытым в металлическом гробу, обреченным сходить с ума в оставшиеся часы жизни. Ужас придает сил и, позабыв о своих опасениях, он рывком вытягивает левую руку из тисков того, что совсем недавно было панелью гиперсвязи и выступом проектора обзорного экрана. Зазубренные, взлохмаченные челюсти остатков пласталевого покрытия фонаря с неохотой выпускают запястье. С запозданием приходит испуг, что ткань сьютера не выдержит, но все обошлось — только острая боль в локте и ладони напоминает о случившемся.

Привычно сосредоточившись, он вызывает коммуникационное меню визора. Минута, другая, пока визор посылает запросы в коммуникационную сеть корабля, ищет контакты поблизости… и ничего. Нет сети, связи, нет никого. Он один, запертый в мертвом корпусе «Стрелы».

Приходит жуткая мысль: что, если он уже не на корабле? Что, если его вместе со всяким мусором вышвырнуло из ангаров? Последнее, что он помнил — пробирающий до костей низкий, басовитый гул, гаснущий и загорающий вновь свет… Стремительно опускающееся перекрытие ангара, слишком быстро, слишком внезапно. Он только успевает схватиться за рукоять управления, как все гаснет перед глазами.

Потом… потом он очнулся от проникающего сквозь сьютер жара медленно остывающего металла.

Кровь не останавливается, пульсирующий под черепом огонь не ослабевает. Визор по-прежнему работает с перебоями. Шипя от боли в руках и груди, он хватает край пробившего фонарь обломка двигателя. Вопреки опасениям, обломок, раскроивший металл не намертво застрял: усилие, другое — и он вываливается наружу, оставляя широкую трещину. Широкую, но едва достаточную, чтобы просунуть наружу руку. И надеяться не стоит, что сквозь нее можно выбраться.

Рычаг аварийного сброса фонаря на месте нет — там вообще нет ничего, что должно было бы быть. Жуткая мешанина пластали, обрывков кабелей, перекрученных, изломанных деталей. И нет совсем места, чтобы вытащить из-под остатков приборной панели ноги — мысль о гробе все чаще приходит ему на ум. Мысль, от которой хочется выть от ужаса, биться о покореженный металл, пытаться руками расширить трещину. Мысль, которую он гонит, стискивая до боли зубы. Зная: если поддастся панике — он покойник. И легкой или быстрой та смерть не будет.

Быстрый, мимолетный, как удар молнии, отблеск света. Отразившегося от обломка маневровых двигателей, поднимающегося над остатками «Стрелы». Отразившийся и ударивший сквозь трещину прямо ему в глаза.