От Босфора до Крыма парусная лодочка добежала всего за трое суток, что, по мнению Ивана, было просто-напросто выдающимся результатом. Правда пришлось изрядно попотеть с парусами, но дело того стоило. Последнее утро экипаж провёл в молчании. Говорить было не о чем. Вернее — было о чём, но…

» Молчание — золото»

Уважение Маляренко к этой до черна загорелой, босоногой и стриженной под мальчикаженщине, чёрт знает почему, резко выросло.

» Умна, зараза. Ну да. Тупиц на такой работе не держат. На такой службе… вернее»

Лодка шла на северо-запад вдоль берега острова на пределе видимости, а капитанша без остановки вертела головой на все триста шестьдесят градусов. Так, в тягостном молчании прошёл почти весь день. Уже глубоким вечером, когда солнце начало клониться к горизонту и зависло над морем, Оля спустила парус и лодка остановилась в полусотне метров от берега.

— Дальше на север не пойду. Опасно.

Женщина говорила отвернувшись, глухо и неразборчиво.

— Прощай, Иван.

— Прощай, Ольга.

Маляренко осмотрелся. Кроме сандалий, ножа, фляжки с водой и старого заношенного камуфляжа Пятакова у него ничего не было.

— Спасибо за всё.

Ваня зажал нож в зубах, неуклюже плюхнулся в воду и по-собачьи поплыл к недалёкому берегу.

» Господи! Как же он… да он же плавать не умеет толком, а туда же…»

— Иван! Иван! Запомни! Если вдруг ты выживешь… В полночь с первого на второе ноября я буду ждать тебя. Напротив маяка. Пока, Ваня!

» Ах-ххаа, ах-ххаа, ка-ко-го, блин, маяка?»

Плыть с котомкой за спиной и с ножом зубах, было очень тяжело.

» Ах-ххаа, ах-ххаа»

Маляренко выбрался на берег на пределе своих сил — такие заплывы он всегда не любил. Как не любил плавать в принципе. Бултыхаться в бассейне возле бортика одно дело, а рассекать по волнам открытого моря — совсем другое!