Лужин перекинул из-за спины маленький круглый щит, прикрылся им и вытянул клинок вперёд.

— Руку подними. Правую.

Глаза парня недобро зыркали над краем щита.

Почти всё стало ясно. Ваня посмотрел на свою изуродованную ладонь, хмыкнул и сделал как велели.

— Имя! Фамилия!

— Иван, грхм… Маляренко.

Справа что-то мелькнуло, в голове взорвалась бомба и Иван потерял сознание.

Собирая посылку, Ваня общался с массой людей. С умными, очень умными и чересчур умными. К последним относилась группа социологов. Толку от их» консультаций» было ноль, но то, что именно от них Маляренко успел нахвататься много интересных вещей — факт. С остальными группами консультантов Ваня общался по системе «зачёт — не зачёт», то есть «нужно — не нужно», особо не вникая в производственные тонкости, а вот заумные речи социологов как-то запали в душу.

Сейчас, по прошествии второй недели, что Маляренко проводил в заключении, до Ивана очень чётко дошёл смысл определений «объект — субъект». Раньше, до того, как он оказался в этой уютной, мокрой, вонючей яме, вырытой в центре каменного сарая, Иван был объектом. Независимой единицей, которая принимала решения, и вокруг которой крутилось всё.

Нынче всё было наоборот. Даже хуже. Два-три раза в сутки сквозь решётку, закрывавшую выход из колодца, бил луч света и гордый мальчишечий голосок рассказывал очередную историю о том, как он лично поймал «государственного преступника». Причём эту фразу курсанты произносили с таким торжественным придыханием, что Иван, сидевший внизу, поневоле начинал гордиться своим статусом. Хреновым, но трындец, каким мощным.

— … а я ему — руки вверх! А он, как…

«Интересно, они деньги за экскурсии берут?»

— Э, пацан! Степанова сюда позови.

Наверху пискнули и затихли.

— Поговори ещё у меня! Без еды останешься!

«Козлы!»

Каждый день Иван получал по две небольшие солёные-пресолёные рыбёшки и баклагу выдохшегося пива, разведённого пополам с обычной водой. Вкус у этого пойла был мерзким, но после рыбы даже такое «пиво» шло на ура.

— Молчу, молчу. Не ругайся курсант. Уж больно ты грозный.

Наверху довольно засопели, а потом девичий голосок, с плохо скрытым обожанием произнёс.