Поистине, средства не важны. Холст или мрамор, кисти или резец – все это лишь средства. Настоящий художник не будет их рабом, он может и обязан творить из всего, что рождает в нем эстетический восторг и вдохновение.

Пусть я певец смерти и тления, недолговечности жизни, ее хрупкости! Я горжусь этим! Я обнажил обратную сторону материи, превращая красоту в уродство, жизнь в смерть, нежность кожи в отвратительные язвы, гладкость форм в ландшафт ран, естественность движений в выломанность позы. На этом контрасте оживают все представления о красоте, и, глядя на мои полотна, люди будут видеть совершенство, которое отвергнуто в них, и, чем отвратительнее будет то, что они увидят глазами, тем обворожительнее окажется то, что предстанет перед их внутренними взорами».

Мейстер положил перо и присыпал написанное песком. Затем повернулся и еще раз окинул взглядом свое творение: юноша и девушка слились в страстных объятиях, но смерть уже сковала их движения, превратив порыв страсти и любви в непристойную позу, и тление распространялось по иссеченным телам, уничтожая некогда зовущую плоть, искажая черты и разрушая былую красоту.

Конечно, слегка удручала недолговечность творения – каждое лишнее трупное пятно нарушало совершенство композиции, но, с другой стороны, разрушительной силе времени подвержено любое произведение искусства. Дольше всех стоят архитектурные памятники – если их не предадут огню завоеватели; на следующем месте скульптуры, но с ними нужно бережно обращаться. Книги, казалось бы, самые недолговечные и хрупкие, но ведь их можно переписывать сотни и тысячи раз – и так они способны избежать пожаров, наводнений и прочих напастей. Именно поэтому Мейстер решил не ограниваться «скульптурами», а запечатлевать их в виде рисунков и описаний, которые заносил в свой дневник.

Впрочем, его не смущала бренность тех композиций, которые порождало его воспаленное воображение: в любом случае он пережил бы любое из своих творений. С этим следовало смириться и просто создавать все новые и новые шедевры, которые будут ужасать тех, кто обнаружит их, и восхищать истинных ценителей, гурманов от искусства, которые не пожалеют денег, чтобы лицезреть их или хотя бы услышать из чужих уст описание «скульптур» неизвестного мастера.

* * *

Воздушный корабль летел невысоко, но довольно быстро: вершины деревьев проносились под ним, сливаясь в темноте в пушистый ковер.

Выглядел корабль так: наверху, накрытые огромной канатной сетью, находились шары, сделанные из нескольких слоев пропитанной особым раствором ткани, почти не пропускавшей воздух, а снизу к ним крепилась длинная открытая гондола, в которой на специальных металлических подставках горели костры, нагнетавшие в шары теплый воздух, поднимавший корабль вверх. К бортам прикреплялись мешки с песком, использовавшиеся для регулировки высоты полета: когда воздух в шарах остывал и корабль начинал снижаться, мешки сбрасывали. В гондоле могло разместиться около пятнадцати человек, а также три пуда не слишком объемного груза.