–
–
Когда Оракул вошел в Охотничий Зал, то увидел своего повелителя стоящим перед огоньком размером с кулак, от которого сыпались на пол разноцветные искры.
– Что это, Ваше Величество?
– На месте этого… – Невин указал на угасающий пучок света, – была сфера, и Герцог вошел в нее. Он исчез, а она сжалась, закрыв вход, и теперь становится все меньше.
– Видимо, это какой-то портал, – сказал Оракул, осматривая исчезающий на глазах огонек. – Интересно, он здесь закреплен или Герцог сам создал его?
– Когда я вошел, он читал заклинания.
– Это ничего не значит. Чтобы открыть даже закрепленный портал, необходимо знать пароль. Впрочем, я вижу только один шанс проникнуть туда, где скрылся наш враг.
– Какой? – Невин нетерпеливо схватил Оракула за рукав. – Говори!
– Нужно спросить Молоха. Бог наверняка знает способ открыть этот портал.
– Что ж, попробуй. – В голосе Невина послышалось сомнение. – Но делай это быстрее!
– Слушаю, Ваше Величество.
Оракул сложил руки на груди и начал шевелить губами. Невин ждал примерно того же, что видел в Вещей Башне, когда приходил спрашивать, следует ли начинать войну с Малдонией: миражей, молний, конвульсий, буйства энергии, но Эртанор продолжал стоять спокойно, беззвучно произнося какие-то слова или, возможно, читая заклинание. Значит, все эти представления, сопровождавшие прежние откровения, разыгрывались для публики?
Эртанор прикрыл глаза, и Невин понял, что с Оракулом говорит Молох. Он замер, чтобы не мешать этому внезапному трансу. Через пару минут вампир встряхнулся и проговорил, глядя на то место, где угасали последние искры, оставшиеся от закрывшегося за Дьяком портала.
– Кровавый говорил со мной! Он сказал, что Герцог скрылся в своем тайном замке, укрытом от посторонних глаз в так называемом Лабиринте, который служит порталом между нашим миром и царством Пустоты, где обитают лишь духи и демоны. Время там протекает как во сне. В Лабиринте может пройти месяц, а здесь – всего лишь час. Я никогда не слышал ни о чем подобном, а вы, Ваше Величество?
– Нет. – Невин стоял в растерянности: перед ним открывалось знание о мироустройстве, прежде недоступное. Это одновременно завораживало и пугало: он привык к тому, что есть Земля и есть обитель богов, а теперь оказывалось, что существуют и иные пласты реальности, о которых он понятия не имел. Это, конечно, не то чтобы переворачивало его представление о Вселенной, но все же повергало в определенный ступор.