Генка тоже встал, неуверенно протянул руку:

– Генка. Ишимов, Генка.

– Ну, давай, Генка, – улыбнулся мальчишка. – А я Краморов, Санька. Звеньевой второго звена отряда… хотя, наверное, уже бывший звеньевой, – поправился он грустно.

Но Генка этого не услышал.

– Краморов? Санька? – изумленно спросил он. – Ты?!.

…Появление Генки Петр Юрьевич воспринял довольно философски. Можно даже сказать – насквозь философски, только распорядился снять повязки и еще раз осмотреть мальчишку, да хмыкнул: «С ветром наперегонки бегал, что ли?»

«Ветер, – подумал Генка. – Я ветер ловлю руками». И, глядя из-за медсестры на врача, сказал:

– Петр Юрьевич, мне после ужина надо уйти в город.

Омельченко с интересом посмотрел на мальчишку, склонил голову к плечу, став похожим на нерпу более обычного. Промолчал, и Генка не мог понять, что это за молчание и чего от него ждать. Но, видя, что Петр Юрьевич говорить не собирается, продолжал сам:

– Мне… мне очень надо, – сказал он это негромко, но с силой.