Петр Юрьевич шевельнул усами. Он явно хотел сказать что-то ироничное и даже язвительное. Но, посмотрев в глаза Генки, вздохнул и кивнул:

– Лады. Чтоб к полуночи был в постели – я проверю! И кеды возьми, тебе сейчас так бегать не стоит, – и хохотнул: – Ветер ты все равно уже точно обогнал.

Генка хотел сказать тысячу слов благодарности сразу. И поэтому не сказал ни одного, только закивал и поерзал на кушетке…

…Домик, в котором размещался штаб отряда, был самый обычный – небольшой, влепленный в известняковый склон, который ослепительно сиял днем и был призрачно-белесым, словно светящимся изнутри ночью, и из того же известняка построенный. Из того же известняка была и низкая – по пояс мальчишке – ограда с калиткой из тонких прутьев, украшенной эмблемой пионерской организации: раскрытой ладонью с тремя языками пламени.

А за заборчиком расхаживали часовые. Аж трое, причем в полной форме с шевронами полных пионеров, и было ясно, что Генку они не пропустят. Причем не из вредности, а просто потому, что нечего ему там, внутри, делать. Прорваться силой не представлялось возможным, пролезть тишком – несмотря на ночь, очень лунную, кстати, – тоже. Генка оценил все эти возможности, лежа в сухой придорожной канаве.

Правда, была еще одна возможность – и мальчишка собирался с духом, чтобы попробовать ее реализовать.