— Мечту твою заветную я исполнил, — сказал Аристарх, растирая разом окоченевшие пальцы. — А стало быть, пора и трапезничать. Пойдем, любезный.

Просияв, как будто был приглашен к свадебному столу, а не на собственную казнь, Петр живо скрутил цигарку, прикурил и двинулся вслед за Аристархом. Нагнав его, он спросил:

— Просвети, мил человек, он меня как — сразу жрать станет али сперва сотворит чего?

— Да на кой ляд ты ему сдался?! Преобразит он тебя. Станешь ты у него дитем малым али еще кем. Вот тогда он тебя и слопает. Живьем, прошу заметить. Тут надобно будет потерпеть малость, уж ты не обессудь. А впрочем, как повезет. Если сразу за башку ухватится, то вопрос твой решится молниеносно.

Петр внимательно слушал его, лишь пару раз кивнув. Лицо его лучилось счастливым ожиданием смерти. Переступая границу секции «Все для праздников и торжеств», старик обернулся, протяжно вздохнув и мысленно троекратно перекрестив торговый зал.

— Поспешать бы надо, Петруша, — тронул его за локоть Аристарх. — Негоже индейке на званый ужин опаздывать.

Пройдя зал навылет, они скрылись за массивной дверью покоев Орна.

Полчаса спустя старик был обглодан до костей.

ЭПИЛОГ

ЭПИЛОГ

Плечистый высокий мужчина, на вид сорока с небольшим лет, твердой мужской походкой неспешно перебирал метры тротуара на летней московской улице дорогими черными ботинками. Его белая рубашка классического кроя была небрежно расстегнута, а аскетичные черные брюки, безупречно сидящие на нем, стали бы укорять ее в либеральном легкомыслии, если бы только могли говорить. Дорогие лаконичные ботинки были мягкими и удобными, словно кеды, в чем они видели главное свое достоинство, за глаза посмеиваясь над модной стильной рубашкой. Яркие рыжие волосы прохожего гордились своей огненной мастью и тем, что он не снимал их, даже ложась спать, как это происходило с одеждой. Размашистое породистое лицо мужчины несло на себе изящные солнцезащитные очки, которые так органично выглядели на нем, словно были частью тела.

Чуткий наблюдатель сразу бы понял, что перед ним по-настоящему сильный и надежный человек, на которого можно положиться даже в самых сложных ситуациях. Возможно, из военных.

Вот только черная трость в его правой руке никак не вязалась с обликом мужчины. Она была слишком тонка для него и настолько легковесна, что он без малейших усилий справлялся с ней тремя пальцами, при этом держа ее на весу и чуть перед собой, лишь изредка дотрагиваясь до асфальта, испещренного мелкими трещинами.

Улица была окутана сильном запахом июньской зелени, шелестом машин, звонкими детскими криками, скрипом качелей и стуком упругого неугомонного мяча, неразборчивыми разговорами спешащих москвичей, запахами снеди, скворчащей на сковородках, и наивным мотивом популярной песенки, рвущейся на свободу из оконной форточки. Жизнь сочилась соками, словно статная береза, очнувшаяся от зимнего забытья под настойчивыми лучами подобревшего летнего солнца.