– Все верно, – кивнул Гор. – Я не понимаю этого человека… Почему его игрушка не убила тогда меня? Почему… Нейла…

Гор замолчал.

Мах поерзал на стуле и произнес через силу:

– Мне кажется, он не просто Поджигатель. Он псих. Маньяк. Ему нравится причинять тебе боль. Помнишь тогда – когда мы бежали из того ржавого корабля на берегу, – он долго оттягивал удовольствие прикончить нас. Правда, из-за этого и просчитался. Думаю, ты ему нравишься…

– Что?! – Гор вскочил, опрокинув кресло.

Его шатало от ярости: он был готов броситься на Маха, осмелившегося произнести в его адрес столь грязные слова…

Мах недоуменно посмотрел на Гора, замахал руками:

– Что? Гор, нет, ты меня неправильно понял! Ты ему нравишься как враг! Знаешь, что такое для Сильного – обрести настоящего врага?

– Откуда мне знать?! – зло бросил Гор, поднимая упавшее кресло. – Все эти ваши Кодексы, ритуальные убийства и другие мерзкие штуки…

– Да, – произнес Мах. – Это действительно должно казаться странным для других Линий. Но ведь и смиренное трудолюбие Темных, у меня всегда вызывало оторопь. Доведение до совершенства удара киркой или виртуозное владение резкой металла…

– Я тебя понял Мах, прости, – примирительно сказал Гор.

Ему стало стыдно за этот всплеск начальственного гнева – чего-то незнакомого раньше, странного и даже мерзкого. Быть Лидером непросто, очень непросто. И лучше к вечеру эту маску снимать. Она очень прилипчива…

– Так о чем это я? – нахмурился Мах. – Ага… Ты, Гор – теперь его враг. Враг настоящий. Ведь ты показал ему реальную силу при личной схватке. И просто убить тебя – это показать неуважение и врагу, и самому себе. Ты понимаешь?

– Не очень, – признался Гор.

Мах оживился и заговорил быстрее, страстнее:

– Этой вражде должны быть принесены жертвы, понимаешь? И чем больше жертвы – тем ценнее будет и твоя смерть. Это противостояние имеет логическое развитие. И свою высшую точку, точку накала ненависти, жажды убийства и удовлетворения смертью…

– Что это еще за чертова точка такая?!

– В идеале – это война…

В наступившей тишине Гор пронзительно смотрел на Маха, пытаясь понять – серьезно ли он говорит обо всем об этом. Мах выглядел совершенно серьезным. Он вдруг стал бледен и вроде бы даже осунулся. Он свято верил в сказанное.

Это было его личное откровение.