Но это был, как немедленно выяснилось, Старый Томас, он извлек свою неизменную трубочку изо рта и сказал — нагибаясь и практически совсем без акцента:

— Не надо смотреть…

Голос у него был мягкий и успокаивающий.

— Не буду, — покорно согласилась Ивонна.

А Старый Томас, притронувшись в виде приветствия к новой тирольской шляпе с веселым перышком за тесемкой, приноравливаясь к ее неровному шагу и все также почтительно придерживая за локоть, добавил:

— Не надо смотреть. Не надо обращать внимания. Надо жить так, как будто это все — не есть настоящее. Делать своя работа. Заботиться о своя семья. И не думайт о том, что будет с вами на ближайшая время. Именно так…

Он еще раз неторопливо коснулся узеньких зеленоватых полей:

— Желаю уважаемой фрау доброго настроения…

— Спасибо, — сказала Ивонна.

Как ни странно, но настроение у нее действительно поднялось.

И она даже не замедлила шаг, когда, уже подходя непосредственно к дому, вдруг увидела стоящий на тротуаре квадратный неказистый фургончик, запряженный откормленным мерином и украшенный по обеим своим сторонам рисунком мягких сапожек.

Дверцы у фургончика были распахнуты, и громоздились внутри него картонные разнокалиберные коробки, и точно так же, зияя проемом, распахнуты были двери, ведущие в мастерскую, и в полумраке, который от солнца казался еще чернее, как ей на мгновенье почудилось, перемещалась знакомая фигура мужчины.

Вероятно, Марочник занимался погрузкой.

Сердце у Ивонны заколотилось.

Она вдруг вспомнила вялого, изнуренного человека в Охранной секции Департамента, его розовый крысиный пробор, как будто проведенный с самого рождения по линейке, и его невыразительный голос, судя по всему, не знающий никаких иных интонаций:

— Я надеюсь, что вы, как положено, исполните свой гражданский долг?

— Разумеется, — ответила тогда Ивонна.

А Начальник Охранной секции Департамента склонил акуратную голову:

— Вы можете обращаться ко мне, если потребуется, когда угодно. Анонимность любого вашего заявления мы гарантируем…

И он постучал синеватым ногтем ногтем по поверхности пустого стола.