Светлый фон

Орри вздохнул:

— Тебе нужно быть на самом деле осторожной с Амерандом… тебе известно, что Лян помогал ему последние четыре года в поисках матери?

— Нет. Ещё кое-что, чего я не знала. — «Мисао был абсолютно прав. На этот раз мы отправились на задание вслепую». — Она… заложница?

— И да и нет. — Орри помахал рукой. — Она и его отец продали себя в долговое рабство, чтобы купить ему подобающее место в службе безопасности. Это случилось после того, как они рискнули всем, чтобы вывезти с Обливиона во время беспорядков своих троих детей.

— Так, значит, у него большая семья? — Я подумала о Финне Жиро, худом, высохшем, с задубевшей кожей, несмотря на его подобострастное простите-извините.

— У него была большая семья, — поправил меня Орри. — Его старший брат убит во время одного из мятежей, после того как дети Обливиона высадились на Дэзл. Его младший брат убит во время одного из мятежей, когда Обливион пал. После этого родители решили, что им необходимо его спасти, а самым подходящим местом оказалась служба безопасности. Единственным шансом для обливионца попасть туда было внести плату за обучение, а единственным шансом внести плату за обучение — продать себя в долговое рабство.

была

— Тебе рассказал всё это Амеранд?

— Лян. Обрывочно, год за годом. Родителей Амеранда поглотило долговое рабство. В конечном счёте он сумел отыскать своего отца и изменить его жизнь, назвав своим слугой. — Мы посмотрели друг на друга, молча признавая всю непристойность подобной ситуации. — Но его мать пропала. Возможно, её отправили на какую-нибудь другую планету, заселённую диаспорой. А может — нет. — Орри ещё раз пожал плечами. — Суть в том, что если и есть кто-то, готовый лично уничтожить Кровавый род, то это Амеранд. Он мог решить, что пора ускорить события, если подумал о том, что наше появление предвещает конец.

К несчастью, это очень точно соответствовало образу Амеранда, который виделся мне: молодой мужчина с каким-то неестественным самообладанием. Его обучали жестокости и воспитали в таком месте, где постичь порочность в необходимых пределах значило выжить. Мои полуобещания стали последней каплей? У меня сдавило горло. Может, так и случилось.

— Стал бы Амеранд убивать своего клерка?

— Если бы он посчитал, что тот оскорбил друга или семью, то стал бы. Верность и преданность приобрели здесь весьма своеобразную, очень личную форму. Доверять можно лишь близким или, скорее, тем, кто одной крови с тобой.

Мои пальцы сжались вокруг чашки. Я подумала о покойниках, которых мы оставили на корабле. Понапрасну утраченные жизни, которые у меня не было времени оплакать, — родня, с которой не было шанса примириться.