2

2

Мы оседлали дорогу через предгорья. Выбравшись на пусть и невысокий, но достаточно тесный перевал, который миновать никак было нельзя, мы разбили бивак в зарослях, выставили у самой дороги засады и заставы и в течение суток перехватывали каждого, кто пытался выбраться из столицы провинции в этом направлении. Улов был довольно большим – начиная просто с бегущих горожан, узнавших о вторжении от спасшихся охранников рекрутского лагеря, до казенных курьеров и воинских посыльных. Горожане, к радости тех, кто их задержал, были все больше зажиточными, да и еще самое ценное везли с собой, заметно обогатив своих поимщиков. Война идет, и законы сейчас военные, наемник воюет не столько даже за жалованье, сколько за добычу. Разве что взвод вольных сейчас в грабежах меньше рвения проявлял – не из-за этого мы тут.

Пленных допрашивали, сначала так, потом усадив перед костром, в котором калились зловещего вида железяки. Но опять же никто подолгу не запирался, до пыток не доходило. Ну да и хорошо, нам лишний грех на душу брать не след. И других уже хватает, с большим запасом.

Выждав сутки, как было предусмотрено планом, сотня пошла в сторону города – от границы к нему должны были подойти основные силы в составе рюгельского сводного полка и двух эскадронов иррегуляров Барона при достаточном количестве артиллерии. И на подходе к городу наткнулись на самый настоящий поток беженцев, идущий навстречу по дороге.

– Сотня! – заорал я, привстав на стременах. – Гони всех назад! В город! Свиррский взвод вперед!

На дороге началась паника. Телеги и повозки пытались заворачивать, цеплялись колесами и переворачивались, лошади путались в постромках, а взбешенные испуганные возницы пытались их расцепить, а потом бросали все и бежали назад, испуганные диким натиском нашей сотни. Кто-то из испуганной толпы выстрелил из револьвера, выбив одного свиррского бойца из седла, и в ту же секунду взвод открыл беглый огонь по толпе, которая окончательно впала в панику и понеслась сломя голову к городу. А на дороге осталось с десяток окровавленных трупов.

– Не задерживаться! – гнал я сотню вперед, а они гнали беженцев.

Женские крики, плач детей, пыль, запах страха, городские слабенькие укрепления впереди, жидкие выстрелы с них, даже непонятно в кого, кажется, просто в беженцев. Где-то рванула артиллерийская граната, подняв столб пыли, но это не из города, это по самому городу, кажется.

Сареж пал почти что без единого выстрела. Отряд потерял двоих – свиррца, убитого на дороге, и одного вольного, в которого выстрелили дробью из окна, из дома, который сейчас пылал костром. У основных сил даже убитых не было, а так, с дюжину раненых, пострадавших даже не от выстрелов, а по своей вине. И вскоре виселицы у ворот украсились трупами представителей валашской власти, а в городе шел грабеж, пусть и не такой, какой бывал в иных войнах – Вайм подчинял земли себе, собираясь здесь править, и разорять их был не намерен. Но до князя далеко, а солдат без добычи воевать не любит, так что командиры сдерживали своих бойцов умеренно или вовсе не сдерживали. Армия тут была не рисская, и заботы князя Вайма не сильно волновали наемников Барона. Поэтому и в дома к горожанам врывались, и девок тащили в темные углы, и наскоро собравшаяся делегация городских старейшин уже вымаливала у полковника Барра, командующего вошедшими в Сареж войсками, пощады и милости, а тот всего этого обещал – но ничего не делал.