Еще секунда — и его свалили, потом некоторое время били ногами с двух сторон. Он так и продолжал кричать: с мукой в голосе, с паузами, в которые чудилось — все. Затем к нему наклонились, сделали несколько быстрых движений. Они казались уже лишними — крик прервался уже после первого или второго. Девушка так и застыла на том месте, куда ее оттолкнули с пути. Теперь стало ясно, что она не хохочет сквозь пьяный хрип, а воет. В одной туфле, поджимая вторую ногу, неподвижная, закрыв лицо руками, она так и продолжала стоять, когда разогнувшийся наконец от лежащего в черной луже рыжего парня мужчина шагнул вперед и перерезал ей горло. Второй щупал шею своего товарища, уже неподвижного: упавшая с каким-то неприличным мокрым хлипом девушка задела его руками, и он с неудовольствием оглянулся с корточек.

Прислонившись к серой стене дома, Анна смотрела на все это, происходящее перед ней, со спокойным интересом — как дети смотрят мультфильмы. До нее доходили звуки, без труда преодолевающие полтора десятка метров, на зрение тоже нельзя было пожаловаться. Даже запахи чувствовались: на холоде резко и остро пахло не свернувшейся еще кровью — этот запах был ей знаком лет пятнадцать минимум. Так что галлюцинация получилась сложная, многоплановая, питающая сама себя. Было совершенно ясно, что ничего этого на самом деле происходить не может. Плечу было холодно от стены, ноги затекли от неудобной позы, — вот это было реально. Соответственно, то, что было впереди — просто казалось.

Сбоку послышался топот — бежал кто-то тяжелый. Анна не торопясь оглянулась, решив пока подождать с анализом. Это оказался милиционер: карикатурный, как их представляют в дешевых телесериалах, то и дело мелькающих на наших телеэкранах. Мордатый, с животом, в свернутой набок серой пузатой куртке, потный. Последнее было очевидно: несмотря на не летнюю погоду, от него буквально несло острым и гадким запахом. Милиционер пропрыгал вперед и где-то на полдороге между Анной и кажущимися фигурами одним коротким движением сумел привести себя в равновесие. Было даже странно, что это у него получилось: впрочем, искать во сне логику дело неблагодарное. Двое кавказцев, стоящих над как бы мертвыми (те были набросаны едва ли не горой), одновременно прыгнули в разные стороны — это было уже просто смешно, и она не стала себя сдерживать — засмеялась. Милиционер начал стрелять из своего игрушечного пистолета, и тот захлопал, как ворох детских хлопушек на празднике. Двое впереди закричали что-то, — наверное, друг другу. Они уже повернулись к Анне и что-то наверняка символизирующему призраку милиционера спиной, но сказать «и бросились бежать» было невозможно — одного из них сбило на землю сразу. В другого практически тут же попали одна или две пули — пистолет в руках стоящего как-то полубоком милиционера ходил вверх и вниз. Кавказца перекосило на бегу, он захромал — и серая карикатурная фигура снова кинулась вперед. За секунду милиционер сократил дистанцию метров до пяти и вновь открыл огонь. Во всяком случае, именно так Анна интерпретировала серию хлопков и падение человека еще дальше впереди. Сам пистолет был заслонен от нее, но никакого пламени и дыма не было в любом случае. Опять же, понятно почему: пистолет — это тоже символ.