– Да ничего. Я из тех, кто не чурается людей. За что в свое время и получил. Стеречь кордоны, – он фыркнул, – это как ссылка, даже хуже! Торчишь, привязанный к одному месту, лишенный возможности идти и делать то, что хочешь. Что может быть хуже? А ты помог мне. Ты дал мне свободу, если помнишь. Вот я и решил тебя просветить. Ты ведь хотел найти ответы на свои вопросы.
– А йара? И монахи, им-то я зачем?
– Йара? Они всерьез считают, что, если принесут в жертву такого, как ты, это поможет им вернуть былое могущество. Есть старые байки. Те, кого ты упорно именуешь моими родичами, когда-то использовали их в своих целях. В отдельных мирах йара стояли очень высоко, намного выше других рас. А потом хозяева их бросили. И теперь им остается только вспоминать о былом величии. Все банально. А монахи… думаю, им нужно то же, что твоим знакомым из этой гильдии – что за слово дурацкое. Ключ им нужен. Вот и все.
– Значит, врата закрылись?
– Ага, это уж точно. – Он выудил из внутреннего кармана огромный леденец на палочке и с блаженством засунул его в рот. Макс сразу вспомнил свое детство. Таких вот сахарных монстров любили продавать цыгане на рынках.
– Жаль, – протянул он.
– Чего жаль-то? Что город не рухнул?
– Дурак ты, – беззлобно сказал Макс. – Слушай, а как мне теперь вернуться?
– А куда тебе надо вернуться?
Макс растерялся:
– Ну домой или… я не знаю, да куда-нибудь!
– Э-э, дружище, так не пойдет, – протянул он, – ты уж определись. А то «куда-нибудь» – это, знаешь ли, весьма опасное направление.
– Хорошо, определюсь я, а дальше-то что? Если врат больше нет? Здесь торчать, среди твоей травушки-муравушки?
– А тебе теперь врата не нужны, – буркнул он. – Трава ему моя не понравилась. – Сейчас он был похож на обычного обиженного мальчишку.
– Что значит «не нужны», эй! Стоять! Куда! – заорал Макс, видя, как тот вдруг подернулся дымкой, стал тускнеть, а через мгновение исчез. Нет его! Как не бывало! – Да что же это за хрень! – Он вскочил на ноги, в сердцах пнул ногой по валуну.
Макс шел по городу. А рядом с ним по городу шла весна. Ранняя в этом году. Ранняя и особенно ласковая. Тепло пришло как-то сразу, нежно обняв город за плечи. Он шел, оглядываясь по сторонам. Город уже практически отошел от осеннего потрясения. Потрясения в прямом и переносном смысле. Истерия прошла, уступив место злой решительности. Отряды спасателей и группы добровольцев довольно быстро справились с завалами. Пожары потушили. Мусор и разбитые машины вывезли. Погибших похоронили. Их оказалось не так уж и много, как выразился один человек на улице. Так и сказал: «Не так уж и много». Вот так. Хотя для тех, кто погиб, и тех, кто их оплакивал, это не утешение. Что с того, что погибло сто семнадцать человек, когда могли погибнуть тысячи? Что с того? А если среди этих ста семнадцати тот, кто тебе дорог? Кто взвесит человеческую жизнь? Одна – это много или мало? Для статистики, наверное, мало.