Сначала он не сообразил, что вообще происходит: какие-то мерцающие дуги, мурашки перед глазами, как при малокровии, монолитную тьму разрезала серая, чуть заметная извилистая полоса. Иными словами... он видел реку...

   Именно в тех местах, где течение было наиболее сильным (речка, несомненно, горная), серое свечение более ярко контрастировало с небытием. Всплески волн казались взмахами чьих-то изогнутых крыльев. Бурлящие перекаты мерцали холодным блеском и напоминали слабые электрические разряды. Впрочем, какая разница, чем это было и что напоминало. Главное заключалось в другом -- он это ВИДЕЛ...

   Вайклер пытался найти феномену какое-нибудь научное объяснение, но на этой странной планете объяснить толком пока еще не удалось ничего абсолютно. Он время от времени продолжал эксперименты с летающими камнями: пускал их в разные стороны, иногда в воздух, и с каждым разом видел все более отчетливо. Уже не только невзрачные траектории их полета, но и сами камни. Джон как-то спросил у него:

   -- Послушай, Эдрих. Скажи, только честно, ты на самом деле что-то различаешь в темноте или просто нас разыгрываешь?

   Вайклер даже обиделся.

   -- Капитан, ты считаешь, сейчас, когда мы на грани жизни и смерти, подходящее время для подобных идиотских розыгрышей?

   -- Но я не вижу ничего абсолютно из того, что ты рассказываешь.

   Вайклер не нашел, что ответить. Он лишь сочувственно вздохнул, не зная, кому конкретно сочувствует: себе или Джону. А может, человеческому рассудку как таковому. Антонов, кстати, тоже проводил на себе массу экспериментов: швырял камни, при всяких порывах ветра выбегал на улицу, чтобы посмотреть на мифические кроны деревьев, ходил к реке и часами сидел на ее берегу с робкой надеждой узреть всплеск хоть единственной волны.

   Бесполезно.

   Перед его глазами мрак был столь густой и безжизненный, как если б этих глаз вообще не было. Иногда во время редких в этой местности гроз с неба били молнии. Они дарили мгновения наивысшего наслаждения. Мир на доли секунды озарялся ярким светом, словно воскресал и статического состояния смерти, и также поспешно угасал. Зримые образы являлись для него явлением крайне нестабильным и заведомо обреченным на быстрый распад.

   Однажды Джон, продолжая плести канат, наткнулся на огромное дерево, которое, скорее всего, грозой повалило на землю. На нем была обнаружена масса спелых шишек. Полные штаны радости. Набрали мешка два, не меньше. И наверное впервые за столь долгое время наелись вдоволь, ощутив забытое чувство сытости. Потом долго отсыпались, завернувшись в свое травяное одеяло и смачно мурлыча себе под нос. Антонов даже удивился, как мало им требуется для настоящего счастья.