Шли быстро и тихо, след в след, скользя между деревьями, ныряя под толстые ветви и отводя руками те, что потоньше, перешагивая и перепрыгивая через упавшие полусгнившие стволы, огибая непроходимый бурелом и особо густые заросли кустарника.

Первый короткий привал Велга скомандовал в четырнадцать часов по местному времени. К этому часу, по приблизительным подсчетам, они преодолели около тридцати километров и сократили расстояние между ними и отрядом Секретаря километров на десять. Так сказал Михаил Малышев, который по ширине шага солдат противника приблизительно прикинул их скорость.

— Если не сбавим темп, — сообщил он остальным, жуя бутерброд с салом и запивая его холодной водой из фляги, — то завтра еще засветло мы должны их нагнать.

— Да уж постараемся не сбавить, — сказал Велга и, внимательно посмотрев на Юрия Алексеевича, спросил: — Как вы, товарищ старший лейтенант?

— Пока нормально. Второго дыхания жду.

Выглядел он не очень хорошо. Сказывался и возраст, и килограммы лишнего веса. Но держался Холод пока замечательно: не ныл, не отставал, а значит, и не представлял собой проблему, которую нужно срочно решать. Велга расслабился и, задрав гудящие ноги на рюкзак, принялся спокойно и тщательно дожевывать сухой паек, — его телу необходима была энергия, и он намеревался получить эту энергию сполна из каждого куска проглоченной пищи.

Часам к четырем характер местности изменился. Чаще стали попадаться холмы, лес поредел, и отряд то и дело пересекал большие поляны и прогалины. Теперь они шли по тропинке, которая как-то незаметно появилась под ногами и вела их теперь в нужном направлении. С одной стороны, идти стало гораздо легче, но с другой, они понимали, что и противник двигался на этом участке быстрее, и если на полном бездорожье, в лесу, они нагоняли его, как волки больного лося, то теперь лось явно выздоровел и прибавил ходу.

«Ходу, ходу!» — шептал про себя Александр, и это были единственные слова, способные сейчас жить в его мозгу. Было жарко, но пот, поначалу зло заливавший глаза и насквозь пропитавший майку и пятнистую камуфляжную куртку, уже не так досаждал — то ли организм, выбросивший сразу излишки воды и шлаки, приспособился; то ли солнце — уже довольно низкое, предвечернее — потеряло свою полуденную силу; то ли прохладный ветерок, свободно гулявший здесь, среди холмов, остужал перегретое тело. А тело не ощущало усталости. Закаленное сотнями и сотнями пройденных с боями километров дорог и бездорожья, в зимнюю стужу, летнюю жару, осеннюю грязь, весеннюю распутицу, это тело, поймавшее бешеный ритм марш-броска, казалось, если надо, будет двигаться без остановки и отдыха хоть всю ночь и весь следующий день — столько, сколько понадобится.