«Однако неплохо бы и оглядеться, — подумал Велга, усмотрев впереди подходящую возвышенность с голой вершиной, на которой гордо и одиноко рос молодой крепкий дуб. — Скоро вечер, и место как раз подходящее. Если еще залезть на дерево, то лучшей точки для наблюдения и пожелать нельзя». Он уже было собрался свистнуть, чтобы остановить шедшего далеко впереди и уже достигшего приметного холма Малышева, как увидел, что тот сам возвращается назад.

— Отряд, стой! — Велга поднял правую руку и остановился.

— И падай, — невесело пошутил кто-то сзади, но Александр не разобрал, кто именно.

— Вон Мишка бежит, — сообщил Стихарь. — Небось сказать чего-то хочет.

Подбежал Малышев. Его шаг был так же легок и упруг, как девять часов назад, а дыхание ровным и глубоким; и только чуть резче обозначившиеся морщинки вокруг внимательных карих глаз да мелкие капли пота на широком лбу указывали на то, что гигант-таежник в этот день потратил много сил.

— Они поднимались на тот холм, товарищ лейте-нант, — доложил Михаил. — Туда, где во-он тот дуб рас-тет. Думаю, осматривались, и думаю, что нам тоже не помешает.

— Ты прямо мысли читаешь, — устало усмехнулся Велга. — Хельмут, что думаешь?

— То же, что и ты. Поднимаемся.

Подъем отнял большую половину оставшихся сил, но вид, открывшийся им с вершины холма, стоил затраченной энергии.

Местность впереди слегка повышалась. Дальше к северу, километрах в пяти, их снова поджидала сплошная стена леса, но в бинокль уже можно было разглядеть, что еще дальше он редеет, разбивается на отдельные — большие и малые — островки, а еще дальше, на самом горизонте, уже вгрызаются в край неба неровными зубцами древние Уральские горы. Справа от них, между пологими холмами, на которых раскинулся роскошный, весь золотой в косых солнечных лучах сосновый бор, синело какое-то озерцо; слева, к западу, холмы понижались, постепенно переходя в ровную лесостепь, — с той стороны било яркими лучами низкое уже солнце, наводя яркость и контраст на всю картину.

— Да, — полной грудью вздохнул Стихарь, с восхищением оглядывая дали, — широка страна моя родная!

— Странно, что я нигде не вижу человеческого жилья, — задумчиво заметил Дитц. — Хоть бы жиденький дымок из какой-нибудь трубы, что ли…

— Здесь и до конца света жило не особенно много народа, — объяснил Юрий Алексеевич, — а уж после и подавно все вымерло. Кто жив остался, подались на запад и юг, я так понимаю. А вообще, черт его знает. Велика матушка-Россия, а в этих местах я, признаться, и не был никогда.

— Противник, я думаю, пересекает сейчас вот этот лесной массив, что впереди, — сказал Велга. — Обойти его никак нельзя, да и незачем. Что ж, светлого времени у нас еще часа два с половиной, а посему кончай перекур, и пошли. Скоро ночь, тогда и отдохнем. На избу наткнулись в ранних сумерках. Сложенная из мощных бревен, с двускатной гонтовой крышей, она словно вырастала из травы на краю обширной лесной прогалины и казалась неотъемлемой частью самого леса.