В некоем нестройном подобии очереди, напоминающем анатомическую схему расположения кишечника, махал нам рукой и озирался Кадык, посчитавший себя нашим покровителем. Он уже занял нам очередь и теперь ругался с охранниками по поводу того, что он нам занял. Игнорировать было нереально. Как ни странно, но охранник в конце концов кивнул и отошел в сторону, – видно, и правда этого парня знали здесь.

– Ну где вы ходите, блин, – проворчал Кадык, – ко мне тут уже набиваются всякие… Вы не бухали?

Вдоль очереди из разношерстной публики ходило трое охранников с ручным цербером на поводке, который периодически злобно порыкивал. Они были без шлемов и коротко стриженны. На их рукавах были черные повязки. Они светили стоящей в очереди братии в лица фонарями и, если находили пьяного, выталкивали его пинками под злобное гавканье собаки, невзирая на жалобные причитания.

Когда они подошли к нам и довольно бесцеремонно направили луч света на нас с Ириной, Кадык немедленно сказал, что мы его друзья и чтобы нас не трогали.

Потом он наклонился к одному из черноповязочников и что-то тихо шепнул. Тот кивнул и ушел. Вернулся он спустя пару минут и сунул мне в руки весь во вмятинах почерневший старый алюминиевый чайник.

– Держи, вам с дамой на двоих, – буркнул он.

Я сказал всем «спасибо», что, кажется, вызвало недоумение, и уже через несколько минут в этот чайник щедрый черпак кашевара налил нам вкусного дымящегося супа.

Я не знаю, чем это они его приправляли, но такой вкусной свиноконины с концентратами и даже сушеными овощами я ни разу не пробовал. Это даже не отдавало обычным глютоматом.

Правда, Ирина некоторое время отказывалась есть из чайника, мотивируя это тем, что посуда наверняка не прошла должной санитарной обработки. Но Кадык заверил, что перед карантинной зоной все дезинфицируют, такой порядок. В такт своим словам он убежденно кивал.

Потом мы с Ириной и Кадык курили, сидя на куче труб за вагоном, а он нам травил зэковские байки. Ирина же с таким любопытством разглядывала этого представителя местной фауны, что я даже незаметно пихнул ее ногу коленом.

Потом вернулись в вагон. День уже вступил в свои права, и всем полагалось спать. Свет притушили, и от этого стало не уютнее, а только мрачнее. Я устроил Ирину на верхнем ярусе, пытаясь убедить себя, что поспать просто необходимо, даже в таком бедламе.

Я аккуратно сложил бронежилет, положил сверху сумку, вынув оттуда все металлическое и рассовав по карманам, после чего попытался лечь на это головой, глядя на черные решетки тусклых ламп.

Я вновь вознес молитву всем богам, в которой пытался попросить что-то вроде тишины, избавления от неприятностей, и, в частности, говорил, что ту долю удачи, которая мне выпадала последнее время, я, кажется, уже честно и с «горкой» отработал…