– Кажется, так у них выглядит зал ожидания, – не нашелся я что ответить.

Часовой, сопровождающий нас, повел к вагону справа и указал на дверь, мрачно буркнув под нос:

– Располагайтесь.

Окна вагона были заварены стальными листами, а по бокам шли двухъярусные нары, покрытые различной ветошью. Пахло хлоркой и потом, а под потолком горели три тусклых светильника, забранных толстой решеткой. На торчащих из стены кронштейнах висела засаленная спецовка и несколько горняцких касок.

Народу было не очень много, и мы без труда нашли место, где можно было присесть вдвоем. Это было на нижнем ярусе, между какой-то толстой старухой, обмотанной дурно пахнущими лохмотьями, и вертлявым субъектом в потертом комбезе химзащиты.

К нам подошел часовой и спросил, не нужно ли нам чего, – мы ответили, что пока нет. Он показал нам в конец вагона, произнеся одно лишь слово «туалет», после чего ушел.

Стоял шелест, было слышно чавканье, негромкое бормотание, кашель и отдельные реплики. У кого-то пиликала игровая приставка.

Ирина боязливо прижалась ко мне.

– А мы не заразимся? – спросила она, беспокойно оглядываясь по сторонам на чумазых, неопрятных людей, одетых во что попало.

– Ну видишь, как здесь все строго, – ответил я успокоительным тоном. – Скорей всего, конечно, нет.

– Как мы здесь два дня просидим? – В глазах Ирины проглядывала паника.

– Здесь гораздо приятнее, чем в подвалах у Дарби, с его бестиарием… – Я вздохнул, стараясь не встречаться взглядом с окружающими людьми, чтобы не привлекать внимания.

Ирина тоже вздохнула и уткнулась носом мне в плечо. Я ощутил ее горячее дыхание.

– Слышь, братишка, сигаретами не богат? – раздался слева сиплый голос парня в драном комбезе.

Его лицо пахнуло перегаром и запахом давно не мытого тела, сверкнуло несколько никелированных зубов сквозь потрескавшиеся губы, окруженные двухдневной серой щетиной, среди которой рядом с мясистым носом блестели воспаленные веки. Ирина вздрогнула. Я молча полез в карман и извлек сигарету из пачки, купленной на Горной.

– Спасибо, братан! – Он часто закивал, принимая сигарету. – Сам-то откуда?

– Я с Маринера, – со вздохом ответил я.

– А-а-а, – протянул он как-то отстраненно, чиркая пьезоэлементом.

На его руке красовалась расплывшаяся татуировка в виде головы в дорическом шлеме, напоминающей бога войны. На фалангах пальцев было наколото по одной букве, складывающихся в имя «СТЕН». Он явно был настроен на общение, а я – не особо.

– Тебя как кличут? – опять спросил он, заглядывая мне в глаза скорее внимательно, нежели заискивающе.