Хмурый ушел.

Поезд продолжал тащиться по пустыне плавными рывками, от заноса к заносу. Наверное, с высоты мы напоминали гигантскую электрическую гусеницу.

– Говорят, что там, на Олимпе, какие-то чудики живут, – завел разговор давешний шахтер. – Дикие какие-то сектанты, верующие! И будто у них там целый каменный укрепрайон, а кто к ним пытается залезть – всякого убьют!

– Правда? – вскинула брови Аюми.

– Да сказки рассказывают, а вы верите, – махнул рукой повар.

– Ну не знаю насчет сектантов, – перебил его усатый, – но мой деверь там на шахте работал, он говорит, что там воет кто-то из-под земли, жутко так! Старики рассказывали, что там, в горе, живут эти… ну которые тут до нас жили…

– Инопланетяне, что ли? – оживился Йорген, и я понял, что люди не меняются.

– Ну вроде того, – слегка сконфузился усатый. – Ну… может, и не они… Но воют – страх как воют…

– Небось там церберы голодные шатаются, – сказал повар.

– А, вспомнил! – хлопнул себя по лбу шахтер. – Эти сектанты змеям молятся! Во!

Внезапно музыка замолчала.

– Э! – крикнул Йорген. – Батарейки, что ли, сели?

Все стали оборачиваться назад: возле стойки, рядом с музыкальным центром, стоял Хмурый, и был он бледным.

– В чем дело?! – возмутилась пани Аида.

– Странный, – каким-то сиплым голосом сказал Машинист, – поди-ка на минутку. Дело есть… А вы сидите пока…

Говорил он спокойно, но от каждого его слова веяло чем-то тревожным в навалившейся тишине.

Я встал и, обойдя длинный стол, прошел к стойке.

– Пойдем, – каким-то заговорщицким тоном сказал Хмурый.

Мы прошли через перегородку кухни и вышли в конец вагона, где был узкий коридор в тамбур и два купе, друг напротив друга. В коридоре топталось четверо охранников.

Дверь в купе, где я несколько часов назад разговаривал с Дарби, была открыта, и оттуда пробивался тусклый свет.