На «Адмирале Колчаке» не было никого, подверженного морской болезни. Такие «кабинетные ученые» отсеивались на самом раннем этапе: что от них толку в многодневных автономках, чреватых всяким? Но сейчас ситуация складывалась нештатнее некуда. При таком шторме «накрыть» может даже насквозь просоленного морского волка. Ни Виктора, ни Юлию Комольцевых к числу таковых отнести было никак нельзя. То, что происходило, сочеталось с определением «сильная качка» не более, чем тропический ливень с грибным дождиком.

Лицо Юлии постепенно начинало приобретать землисто-серый оттенок. Организм ее, впервые столкнувшийся со столь экстремальными условиями, бунтовал: во рту появился противный металлический вкус, а к горлу вплотную подступила тошнота. Ко всему этому «приятному» букету какой-то садюга-бармен подмешал изрядную дозу страха. Даже одного столь могучего урагана было бы достаточно, чтобы пробудить в человеке это чувство, но с Юлией ситуация была много хуже. Дурные предчувствия после утреннего страшного сна вцепились в нее с новой силой и разжимать свои когти категорически отказывались.

В конце концов, остров островом, но сон-предвестие вовсе не обязательно следовало понимать буквально. В одном сомневаться не приходилось — он пророчил беду, которая и устроила эту дикую пляску вокруг «Адмирала Колчака». И очень может статься так, что ее тарантелла в скором времени перейдет в торжественный погребальный танец, по тем, кто сейчас на судне и пока надеется уйти живым с этой чрезмерно буйной вечеринки сорвавшегося с цепи океана.

У Юлии темнело в глазах. Она буквально физически чувствовала разлитый в воздухе гнев, источником которого была сама природа. Гнев этот не был направлен конкретно на «Адмирала Колчака», но легче от этого не становилось. Сила, поднявшая эту бурю, не в состоянии добраться до первопричины своей ярости, вымещала ее теперь на другом оказавшемся под рукой объекте — злосчастном российском океанографическом судне.

Покачнувшись от очередного увесистого пинка, полученного кораблем, Юлия упала на свою кровать. Естественно, при таких условиях ни о какой научной работе не могло идти и речи. Все, кто не был задействован в борьбе за выживаемость корабля, могли только ждать и молиться.

Брат сел рядом и взял ее за руку.

— Ты как?

— Восхитительно! — огрызнулась Юлия, словно он был в чем-то виноват. — Не видишь что ли? Мне наверх надо.

— Куда, наверх? — не понял Виктор.

— На верхнюю палубу, блин! — почему-то, в эти минуты каждый вопрос вдруг сделавшегося удивительно непонятливым брата раздражал Юлию сверх всякой меры.