С четверкой, ехавшей в «опеле», было покончено.

Оборотень ужом ввинтился между автомобилями и исчез, только хвостом махнул.

Пашутин вяло перестреливался с теми, кто гнался за нами на «форде». Один палил из-за багажника, двое из-за капота. Все пользовались немецкими или австрийскими автоматическими пистолетами, очевидно, автоматчиков было всего лишь двое – по одному на машину. Николай, постоянно меняя положение позади «УАЗа», отвечал им гулкими выстрелами из нагана.

Вдруг у меня заныли виски. Казалось, будто кто-то норовил запустить пятерню мне в мозги и порыться там, нажимая на одному ему известные болевые точки. Силы и напористости моему противнику было не занимать, а вот опыта не хватало. Он шел напролом, используя такую магическую мощь, которая предполагала наличие мастерства. Только где же твое мастерство? Я, слегка напрягшись, поставил на пути его атаки ментальный барьер, уплотнил защиту до полной непроницаемости и толкнул обратно.

Отчаянная вибрация, раскатившаяся в мировом эфире, дала понять – отдача удалась на славу.

Растирая человеческую кровь по щеке, я выпрямился и увидел его.

Перевернутый «форд» остался на обочине довольно далеко – где-то с полверсты, или, по-новому, почти километр. От него, прямо по проезжей части, стремительно приближался черный силуэт. Длинные полы пальто развевались за спиной подобно черным крыльям.

«Над Кабиром бьет крылами Ангел Смерти, Ангел Зла…»

Сиявшая высоко в небе луна позволяла мне до мельчайших подробностей рассмотреть его лицо. Светлые волосы, зачесанные назад, но теперь растрепавшиеся на бегу. Прямой нос, упрямо сжатые губы, подбородок с ямочкой. Ошибки быть не могло. Именно он пытался застрелить меня серебряной пулей.

Ага! «Глок» он держит в левой, опущенной, руке, а культя правой скрывается в рукаве.

Значит, сколь бы ты ни был силен, регенерировать не удалось. То-то же…

Сейчас мы посмотрим, на что ты способен!

Избавляясь от остатков жакета, я перепрыгнул «опель».

Моя белая сорочка показалась ему прекрасной мишенью.

Дуло пистолета поднялось. Хлопнул выстрел.

Окутанная голубоватым сиянием пуля устремилась ко мне.

На таком расстоянии она представляла опасности не больше, чем камень, брошенный рукой ребенка.

Стреляй, стреляй…

Мир, конечно, изменился за последние шестьсот лет, но, как и во времена Грюнвальда, исход честной схватки решается только врукопашную.

Легко уворачиваясь от пуль, я побежал ему навстречу.